Главная Карта портала Поиск Наши авторы Новости Центра Журнал

В поисках мира

Версия для печати

Избранное в Рунете

Вячеслав Шацилло

В поисках мира


Шацилло Вячеслав Корнельевич - заведующий кафедрой гуманитарных и естественнонаучных дисциплин Института управления города Москвы, доктор исторических наук.


В поисках мира

Одной из самых острых и дискуссионных тем в отечественной историографии Первой мировой войны стала версия о секретных сепаратных переговорах между Россией и странами австро-германского блока. По этой версии, Николай II и императрица-немка мечтали заключить мир с родственными им династиями Гогенцоллернов и Габсбургов, хотя на этот счет не найдено ни одного документального свидетельства. Так были ли тайные переговоры между Петроградом, с одной стороны, и Берлином и Веной, с другой? А если были, то чем они закончились?

Некоторые историки доказывали и продолжают доказывать, что российский император и особенно его венценосная супруга-немка только и мечтали о том, чтобы за спиной своих союзников заключить мир с родственными им по крови и духу династиями Гогенцоллернов и Габсбургов. А затем всем вместе в зародыше задушить нарождавшуюся в Европе мировую пролетарскую революцию.
Тема секретных сепаратных переговоров между Россией и странами Австро-Германского блока долгие годы была одной из самых острых и дискуссионных в отечественной историографии Первой мировой войны. Ответственные ученые отрицали стремление царской династии пойти на сепаратный сговор с противником, отмечали, что на этот счет не найдено ни одного документального свидетельства.
Как же обстояли дела на самом деле? Были ли какие-либо тайные переговоры между Петроградом, с одной стороны, и Берлином и Веной, с другой? А если были, то чем они закончились?
Противоборствующие коалиции вступили в Первую мировую войну с детально разработанными стратегическими планами. Германия, например, начиная войну на два фронта, руководствовалась так называемым «планом Шлиффена», краеугольным камнем которого была молниеносная война — блицкриг. Однако события на фронтах Первой мировой войны, как известно, стали развиваться по другому сценарию. К концу 1914 года стало совершенно очевидно, что надежды на блицкриг потерпели полный крах. Случилось то, чего более всего опасалось германское военное командование — страна была вынуждена вести войну на истощение на два фронта.
Сложное стратегическое положение, в котором оказалась страна, быстро было осознано не только немецкими военными, но и политиками. Подрыв рядов Антанты, внесение раскола в стан противника стало теперь одной из основных задач германской и союзнической ей австрийской дипломатии.
Первым свидетельством этого стало письмо руководителя внешнеполитического ведомства Германии фон Ягова бывшему послу Берлина в Санкт-Петербурге Пурталесу от 11 ноября 1914 года. Он писал: «Возможно ли между некоторыми русскими персонами заплести такие нити, которые бы углубили разлад между матерью-императрицей, царем, великими князьями и, возможно, генералами? Мы должны добиться напряжения между нашими врагами, чтобы разорвать тройственную коалицию».
Мысль о налаживании прямых контактов с царским двором и о возможном сепаратном мире с Россией почти одновременно посетила не только шефа внешнеполитического ведомства Германии, но и верховное руководство немецкой армии. «До тех пор, пока Россия, Франция и Англия держатся вместе, нам невозможно победить противников и … обеспечить для нас подобающий мир. Или Россия, или Франция должны быть отделены. Прежде всего, мы должны стремиться к тому, чтобы побудить к миру Россию… Можно с уверенностью ожидать, что если Россия пойдет на мир, то также уступит и Франция», — мыслил шеф имперского генштаба Фалькенгайн.
21 ноября 1914 года крупный немецкий промышленник Баллин сообщил кайзеру о том, что датский король Христиан Х выразил пожелание «попытаться установить в любой секретной форме при полном исключении официального пути» контакты со своими двоюродными братьями — королем Англии и русским царем. Сообщение о возможной датской посреднической миссии было положительно воспринято в германском генштабе, но неоднозначно в политическом руководстве. В последних числах ноября здесь развернулась довольно острая дискуссия по вопросу о целесообразности сепаратного мира с Россией.
Фалькенгайн, например, исходил из того мнения, что коль скоро осуществить план Шлиффена не удалось, сепаратный мир с Россией самым благоприятным образом скажется на положении Германии. Его, как и Бисмарка, пугали безбрежная территория России и огромные людские резервы страны. В этих условиях наилучшим решением вопросам для Германии была бы ликвидация протяженного от Балтийского моря до Карпатских гор Восточного фронта и последующая концентрация усилий на Западе. «Россию разгромить невозможно — с ней можно только договориться», — такова была его позиция.
Призывая начать переговоры с Россией, Фалькенгайн обосновал их необходимость и тем, что «сохраняется достоверная угроза, что нам изменит Австрия». Думается, для подобных опасений в то время у немцев были основания. 13 ноября 1914 года германский посол в Вене сообщил в МИД о том, что в австро-венгерской армии циркулируют слухи о скором сепаратном мире. На следующий день канцлер Бетман-Гольвег проинформировал внешнеполитическое ведомство о том, что «генерал Фалькенгайн далеко не согласен с тем, что австрийская армия стремится к миру». Однако инструкции начальника генерального штаба о желательности начала сепаратных переговоров с Россией наглядно свидетельствуют как раз о том, что в верховном немецком командовании после удачного наступления русских войск в Галиции существовали весьма серьезные сомнения в надежности своего союзника.
Идею поиска компромисса с Россией поддерживал и министр иностранных дел Германии Ягов. Твердым сторонником скорейшего замирения с Россией был и влиятельнейший морской министр Тирпиц. Главным соперником рейха он, безусловно, считал Англию. «Политическим мозгом Антанты всегда был Лондон; он же становился все более и ее военным мозгом… Я не знаю, найдется ли в мировой истории пример большего ослепления, чем взаимное истребление русских и немцев во славу англо-саксов», — писал гросс-адмирал.
Несколько отличного мнения придерживался рейхсканцлер Бетман-Гольвег. Он поначалу сдержанно относился к идее возможности заключения сепаратного мира с Россией, полагая, что она еще не готова к нему. Тем не менее он надеялся, что грядущие победы и оккупация всей Польши смогут в ближайшем будущем создать основу для «взаимопонимания» между двумя странами. Например, информируя 24 ноября германский МИД о предложении датского короля, канцлер присовокупил: «По моему мнению, ответ должен быть отсрочен до тех пор, пока не наступит решение на Востоке».
Третьей позиции придерживался государственный секретарь Циммерман, за спиной которого стоял генерал Людендорф. Он считал, что Россия должна быть решительно повержена. Наименее опасным врагом Циммерман считал Францию. В принципе и Циммерман допускал возможность заключения сепаратного мира с Россией, но исключительно на немецких условиях и только после того, как будет завоевана Польша, освобождена от русских Галиция и разгромлена Сербия. Кроме того, заключение сепаратного мира с Россией для Германии не может стоять на повестке дня также и исходя из ее союзнических отношений с Австро-Венгрией. По мнению дипломата, вообще «мировая война возникла из-за панславистских устремлений России».
Таким образом, в конце 1914 года, когда в Берлине впервые в практическую плоскость встал вопрос о возможности начала сепаратных контактов с Россией, ни среди немецких военных, ни в германском правительстве не существовало единства мнений. При отсутствии консенсуса в верхушке Германии по такому деликатному вопросу последнее слово осталось за кайзером Вильгельмом II. Он в этой ситуации встал на сторону начальника генштаба, и они оба выступили за скорейшее установление неформальных контактов с Петроградом.
К тому же и австро-венгерское правительство, и венский двор также однозначно выступили в поддержку этой идеи. 27 ноября 1914 года Бетман-Гольвег отправил от своего имении телеграмму в Вену, где подробно изложил идею о начале мирного зондирования при посредничестве датского короля. Ответ из Вены не заставил себя долго ждать. «Кайзер [австро-венгерский] нашел предложения о мире совершенно отрадными», — сообщил 28 ноября в Берлин посол в Вене. После этого и Бетману ничего не осталось делать, кроме как поддержать решение двух императоров.
При этом вызывает сомнения искренность желания руководителя немецкого правительства идти на какие-либо конструктивные переговоры с Россией. По крайне мере, 27 ноября он попросил Ягова проинформировать австрийского министра иностранных дел графа Берхтольда таким образом, чтобы у того не было «никакого впечатления, что мы этому делу [т. е. мирным переговорам с Россией] придаем действительно серьезный характер».
Как бы то ни было, но в конце ноября 1914 года германское военное и политическое руководство начало осуществлять первую попытку склонить Россию к выходу из войны и убедить ее правящие круги начать за спиной союзников по Антанте переговоры о сепаратном мире. В конце февраля 1915 года посланец датского короля Андерсен посетил Петроград. Он встретился не только с Николаем II, но и с министром иностранных дел России Сазоновым, а также с графом Витте. Провел он несколько бесед и с вдовствующей императрицей, датчанкой по происхождению Марией Федоровной, на чью поддержку серьезно рассчитывал.
К сожалению датского эмиссара, все его русские собеседники высказали крайне негативное отношение к заключению за спиной союзников сепаратного сговора с Германией. Русские еще не созрели к мыслям о мире — таков был главный итог первой миссии датского посланника в столицу российской империи, который и был доведен до сведения немецкой стороны.
О явной заинтересованности немецкого руководства в налаживании неформальных контактов с русскими в начале 1915 года свидетельствуют и некоторые другие факты. Так почти сразу же после посещения Андерсеном Петрограда в российской столице 10 марта было получено письмо княгини М. А. Васильчиковой. Письмо это было написано на имя Николая II и доставлено в Министерство иностранных дел шведским посланником в России.
Васильчикова была не простым человеком — она состояла фрейлиной царицы и вдовствующей императрицы, имела огромные связи при русском императорском дворе. С другой стороны, Васильчикова была тесно связана и с австрийской аристократией, в том числе и с бывшим австро-венгерским послом в России князем Лихтенштейном. В августе 1914 года она оказалась в своем родовом имении близ Вены, где и была временно задержана австрийскими властями. Теперь в Берлине и Вене решили использовать в своих интересах эту великосветскую особу, лично известную самому Николаю.
В своем письме Васильчикова, по просьбе обратившихся к ней двух влиятельных немцев и одного австрийца, писала царю о миролюбии Германии, о ее искреннем стремлении восстановить с Россией мирные отношения. В связи с этим княгиня предлагала организовать в какой-либо нейтральной стране сепаратные мирные переговоры между Россией и Германией. Российские историки до сих пор так и не установили имя австрийца, от имени которого Васильчикова писала письмо императору. Что же касается двух немцев, то одним из них был принц Виктор Изембург, связанный кровными узами с Гессенской династией и лично знакомый с семьей Николая II, а вторым — некто Клевинг, имевший до войны деловые связи в России.
Ответа на первое письмо Васильчикова так и не получила. Предполагая, что оно не дошло до адресата, 30 марта 1915 года она отправила по поручению министра иностранных дел Германии фон Ягова новое письмо на имя императора Николая II. Княжна в нем вновь предложила направить для сепаратных переговоров с Германией о мире в какое-либо нейтральное государство российского представителя. Но и эта очередная попытка наладить контакты с российским императорским двором у немцев провалилась. Второе письмо Васильчиковой также осталось без ответа.
Интересно отметить малоизвестный факт: в конце января 1915 года миротворческую активность вслед за датским королем стал проявлять и король испанский Альфонс. Он сообщил австро-венгерскому послу в Мадриде о том, что «у него имеются хотя и не письменные, но вполне определенные признаки того, что русский царь желает заключить мир с Германией и Австро-Венгрией и принять испанское посредничество». Исходным пунктом для начала подобных переговоров, по мнению Альфонса, должно было стать освобождение всех оккупированных территорий.
Австрийцы не решились предпринимать самостоятельные шаги в этом направлении. Посол Вены в Мадриде получил указание поблагодарить короля за его миротворческие усилия и сказать при этом, что «положение еще не зашло настолько далеко», чтобы добиваться мира с противником, а «военная и хозяйственная ситуация в Австро-Венгрии такова, что она со спокойствием может ожидать долговременную войну».
О том, насколько остро в апреле 1915 года стоял в германских верхах вопрос о возможности заключения сепаратного мира с Россией, свидетельствует и тот факт, что 5 апреля он был важнейшим на встрече начальников генеральных штабов Германии и Австро-Венгрии генералов Фалькенгайна и Конрада фон Гетцендорфа. Союзники на этой встрече впредь решили действовать вместе и не вести каких-либо отдельных переговоров с противником.
Чем же можно объяснить столь активное желание Берлина наладить с Россией связи и начать с ней переговоры о мире, проявленное им в конце 1914 — начале 1915 года? Ответов на этот вопрос, на наш взгляд, может быть несколько, но, безусловно, главную роль здесь играло стратегическое положение противников на полях сражений.
Крах стратегии молниеносной войны имел более важные последствия для Германии и ее союзников, чем для стран Антанты. Находящиеся в блокаде Центральные державы были практически лишены возможности вести внешнюю торговлю, продовольственные запасы Германии были ограничены и не рассчитаны на продолжительную войну на два фронта. Не хватало Берлину и важнейших стратегических материалов.
Положение на Восточном фронте для немцев оставалось сложным. 22 марта русскими была занята сильно укрепленная и стратегически важная австро-венгерская крепость Перемышль. Создавалась реальная угроза выхода российских войск на Венгерскую равнину. Не менее сложным для немцев было положение и на Западном фронте. Здесь сложилась эшелонированная линия обороны, прорвать которую было очень непросто.
В этих условиях в германском руководстве появилось немало сомневающихся в том, что рейхсвер в состоянии одержать вверх над противником сразу на двух фронтах. Военно-стратегическая ситуация на полях сражений подсказывала немцам, что выход России из войны и ликвидация протяженного Восточного фронта были бы для них идеальным решением проблемы.
Думается, что настойчивые попытки германских политиков установить тайные контакты с российским руководством в начале 1915 года объясняются и ситуацией, сложившейся на Балканах после начала Дарданелльской операции. Межсоюзнические разногласия в этом регионе в своих интересах и попытались использовать немцы. Однако Босфорские соглашения стали победой российской дипломатии и нанесли очевидный удар по замыслу Берлина расколоть Антанту.
Ситуация на Восточном фронте изменилась к весне 1915 года. В Берлине решили использовать неудачи российской армии в Галиции для нового усиления давления на Петроград. Однако, принимая во внимание сложную дипломатическую обстановку, — вступление в войну на стороне Антанты Италии, колебания между двумя враждующими лагерями Болгарии и Румынии — шеф германского генштаба пришел к выводу, что «мы из всего этого не имеем интереса и дальше вредить России. Еще меньше у нас интереса в нанесении ущерба личному престижу царю Николаю». Исходя из этих соображений, Фалькенгайн предложил канцлеру использовать благоприятную для немцев ситуацию на Восточном фронте, чтобы прекратить военные действия между двумя странами.
Мнение шефа генштаба о перспективах дальнейшего ведения войны за год изменилось незначительно. Он по-прежнему считал главным врагом Второго рейха Великобританию, полагал, что все попытки соглашения с этим самым непримиримым противником Германии не только бесполезны, но и вредны для будущего его страны. Главным театром военных действий поэтому для Фалькенгайна оставался Западный фронт, а Восточный был для него лишь помехой, которая затягивала решение главного вопроса.
Мысли о необходимости замирения с Россией придерживались и в Вене. «Вероятно, после наших побед в Галиции станет возможным достичь сепаратного мира с Россией. Это было бы для нас самым лучшим», — писал министр иностранных дел Австро-Венгрии Ягову 15 мая 1915 года.
Но многие германские стратеги после удачного наступления в Карпатах в мае-июне 1915 года сделали противоположные выводы. В начале июня, например, глава немецкого правительства решил приостановить «мирное наступление» против России и временно прекратить до лучших времен поиск каких-либо контактов с Петроградом. «Лучшие времена» для канцлера, видимо, настали уже в конце июня — начале июля 1915 года и связаны они, по нашему мнению, с намечавшимися в июле-августе немецким верховным главнокомандованием новыми наступательными операциями против России.
В июле-августе в Польше и в Прибалтике разгорелись ожесточенные оборонительные бои российской армии. В их результате русским военным командованием было принято решение спрямить фронт и отвести армии из Польши.
Однако несмотря на изменение обстановки на восточном театре военных действий в конце июня — начале июля 1915 года между канцлером Бетман-Гольвегом и германской дипломатической миссией в Копенгагене начался новый раунд интенсивной переписки относительно следующей посреднической миссии посланника датского короля Андерсена в российскую столицу. Накануне его поездки Бетман просил довести до сведения датского посредника, что его страна «не имеет противоречий интересов ни на своей границе, ни к востоку от России», а поэтому «бесконечное продолжение войны бесполезно и нецелесообразно. Оно ведет только к нескончаемому кровопролитию, которое не надо двум государствам». Следует при этом, правда, заметить, что никаких конкретных предложений со стороны германского правительства о том, на каких условиях может быть заключен мир с Россией, канцлер так и не высказал.
Возможно, что новый всплеск «миротворческой» активности Берлина вызвали и весьма тревожные сообщения, которые в те дни поступали в немецкую столицу из Вены и Будапешта. Ягов предупреждал, что в условиях обострения отношений Вены с Римом и Бухарестом не исключен «сепаратный мир с Россией (без нас)». Такого же рода сообщения поступали в Берлин и из Будапешта. Например, 11 июля посланник Германии в Венгрии Фюрстенберг информировал внешнеполитическое ведомство о том, что «венгерская оппозиция, особенно группа Карольи, придерживается точки зрения, что Венгрии легко удастся достичь взаимопонимания с Россией и Сербией».
В очередной раз в Россию Андерсен отправился 11 июля 1915 года и был принят Николаем II и другими видными российскими политиками. Нового они ему, однако, ничего не сказали. Как заявил эмиссару Николай: «Россия сможет заключить только общий с союзниками мир».
Однако от своей затеи вывести из войны Россию путем навязывания ей сепаратных переговоров немцы не отказались и после второй бесплодной миссии Андерсена в Россию. Более того, германское военно-политическое руководство стало активно налаживать новые каналы для зондирования возможности заключения мира со своими противниками на востоке.
Взоры они теперь обратили на скандинавских соседей датчан —Швецию. Немцы с середины 1915 года превратили Стокгольм в главный центр своей тайной деятельности, направленной на установление связей с Россией. Однако и на этот раз, отдавая германскому послу в Стокгольме Люциусу инструкции о начале зондирования реакции русских по поводу германских предложений, министр иностранных дел обошел полным молчанием принципиальный вопрос: какие конкретно «незначительные» территориальные требования собираются выдвинуть немцы русским в ответ на их готовность заключить сепаратный мир и выйти из войны. Как бы то ни было, но результаты известной тайной миссии немецкого банкира Варбурга в Стокгольм оказались ничтожными.
Между тем положение на Восточном фронте ко второй половине 1915 года становилось все более и более благоприятным для Германии и ее союзников. Изменение стратегической ситуации на Восточном театре военных действий заставило пересмотреть свое отношение к возможному сепаратному миру с Россией немецкого канцлера и поискать новые аргументы. От самой возможности заключения подобного мира германский канцлер решил не отказываться. Так, 30 июля 1915 года, изложив в подробном письме Фалькенгайну ситуацию, сложившуюся после отказа царя от мирного посредничества датской королевской семьи, Бетман все же пришел к выводу о том, что «успехи наших военных операций в Польше заставят Россию решиться на заключение сепаратного мира». А наиболее благоприятный момент, по его мнению, наступит только тогда, когда Россия потеряет последнюю надежду на падение Дарданелл и привлечения на свою сторону Болгарии. Именно эти события и станут «решающим моментом».
Оценив создавшееся на Востоке военное положение как крайне благоприятное для Германии, канцлер подчеркнул, что считает Польшу «в той или иной форме потерянной для России... отсюда вытекают последствия также и для Финляндии и прибалтийских провинций». Эту мысль канцлер попросил через шведского министра иностранных дел Валленберга довести до сведения русских, дабы у тех не оставалось сомнений в необходимости немедленного выхода из войны.
Таким образом, прослеживается новый нюанс: если раньше глава немецкого правительства говорил только о «небольшом исправлении границы» в Прибалтике и Польше и даже о территориальной компенсации России за счет других стран, то теперь он решил стращать восточного противника еще большими территориальными потерями и отколом вслед за Польшей других западных земель империи.
Но в России по-прежнему не думали о сепаратном мире с врагом и, несмотря на военные неудачи в Польше и Прибалтике, были готовы продолжать войну до победного конца. По завершению своей третьей миссии в Россию 8 августа Андерсен сообщил немцам, что «царь перед ним защищал точку зрения, что Россия не побеждена, что русские по-прежнему рассматривают как Курляндию, так и Польшу как часть собственно России, и что Россия в состоянии довести войну до успешного конца».
Только теперь, после провала третьей миссии Андерсена в Берлине осознали бессмысленность дальнейших попыток склонить руководство России к сепаратному миру, используя при этом тезис об успехах рейхсвера на полях сражений на Востоке. В сложившейся ситуации глава германского правительства принял решение временно прекратить все попытки связаться с русскими для обсуждения вопроса о заключении мира.
К мысли о том, что для того, чтобы русских сделать более сговорчивыми, их надо «измотать», пришел и Фалькенгайн. Германское военное командованием вслед за политическим руководством страны пришло к выводу о необходимости продолжить наступление на Восточном фронте, нанести там еще ряд военных поражений России, а затем, оккупировав обширные территории, вынудить ее запросить пощады. При этом Фалькенгайн по-прежнему не верил в возможность полного разгрома русской армии чисто военными методами.
Завершающим аккордом этого «мирного наступления» германской дипломатии в конце 1915 года стало появление на русско-шведской границе княжны Васильчиковой. Она так и не дождалась от царской семьи ответа на свои письма. 18 декабря 1915 года в Петрограде княжна вручила министру иностранных дел Сазонову записку, в которой подробно излагалась ее недавняя беседа с принцем гессенским Эрнстом. Васильчикова также дала министру возможность ознакомиться с письмами Эрни к своим родственникам — Николаю II и его супруге Александре Федоровне. Своей сестре принц писал: «Я знаю, насколько ты сделалась русской. Но, тем не менее, я не хочу верить, чтобы Германия изгладилась из твоего немецкого сердца». Сообщила Васильчикова также и о том, что кайзер Вильгельм II «был бы счастлив найти малейшую зацепку для окончания войны».
Однако бурная прогерманская пропагандистская деятельность Васильчиковой в Петрограде продолжалась недолго и вызвала раздражение в царской семье. Вскоре по приказу разгневанного Николая княжна была посажена под домашний арест, затем лишена придворного звания и выслана из столицы в свое имение под Черниговом, а затем и еще дальше от российской столицы — в Вологодскую губернию.
Так окончательно провалилась еще одна попытка германской дипломатии внести раскол в ряды союзников по Антанте и вывести из войны Российскую империю путем заключения сепаратного мирного договора.
Говоря о стремлении германского руководства наладить контакты с Россией, чтобы склонить ее к миру, необходимо также подчеркнуть, что в середине 1915 года после побед на Восточном фронте германское общество находилось в состоянии победной эйфории. Очень многим слоям населения в Германии казалось, что теперь в Европе и мире нет силы, способной сломить волю солдата рейхсвера и его союзников, а враг находится в состоянии предсмертной агонии.
Крайне аннексионистски в отношении России были настроены и лидеры крупнейших политических партий Германии, представленных в рейхстаге. За безоговорочный военно-политический разгром Российской империи, за ее расчленение и отторжение промышленно развитых и густонаселенных земель на Западе в германском рейхстаге выступали практически все политические партии и организации, за исключением небольшой группы левых социал-демократов.
В подобных условиях реалистические компромиссные предложения любого германского или австрийского политика неизбежно были бы встречены в штыки милитаристами самых разных мастей. Таким образом, обстановка, сложившаяся в германском обществе к концу 1915 года, совершенно не способствовала поиску каких-либо реальных точек соприкосновения между противоборствующими сторонами.
Как бы то ни было, но к концу военной кампании 1915 года стало совершенно очевидным, что Берлину не удалось решить главной задачи — ликвидировать Восточный фронт и военным способом вывести из войны Российскую империю. Несмотря на ряд весьма болезненных поражений, наша армия так и не была разгромлена и к началу кампании 1916 года вполне сохранила свою боеспособность, что наглядно показали дальнейшие события на фронтах Первой мировой войны.
Рухнули и все надежды германского руководства вывести из войны Россию путем заключения с ней сепаратного мирного договора. Россия проявила себя верным членом Антанты и не только упорно сражалась на всех фронтах, но и наотрез отказалась вести какие-либо переговоры о мире за спиной своих союзников по Антанте.



Читайте также на нашем портале:

«Антивоенные выступления на фронте в марте-октябре 1917 года. Причины и последствия» Сергей Базанов

«Версальский мир и политика Великобритании» Евгений Сергеев

«Мирный договор между союзными и объединившимися державами и Германией (Версаль, 28 июня 1919 года)»

«Парижская мирная конференция – мир без России» Анатолий Смолин

«Первая мировая война и универсалистские проекты реформирования миропорядка» Владимир Романов

«Первая мировая война: уроки и современные параллели» Анатолий Уткин

«Русское политическое совещание и В.Вильсон на Парижской мирной конференции» Сергей Листиков

««Война, смертельно опасная для России» К 90-летию окончания Первой мировой войны и Версальского мира»


Опубликовано на портале 30/10/2012



Мнения авторов статей могут не совпадать с мнением редакции

[ Главная ] [ Карта портала ] [ Поиск ] [ Наши авторы ] [ Новости Центра ] [ Журнал ]
Все права защищены © "Перспективы", "Фонд исторической перспективы", авторы материалов, 2011, если не обозначено иное.
При частичной или полной перепечатке материалов ссылка на портал "Перспективы" обязательна.
Зарегистрировано в Роскомнадзоре.
Свидетельство о регистрации средства массовой информации: Эл № №ФС77-61061 от 5 марта 2015 г.

Яндекс.Метрика