Главная Карта портала Поиск Наши авторы Новости Центра Журнал

Современная американская геополитика. Часть 1. Неоклассический ренессанс

Версия для печати

Специально для сайта «Перспективы»

Эдуард Соловьев

Современная американская геополитика. Часть 1. Неоклассический ренессанс


Соловьев Эдуард Геннадьевич – кандидат политических наук, заведующий сектором теории политики ИМЭМО РАН.


Современная американская геополитика. Часть 1. Неоклассический ренессанс

Конец XX и начало XXI в. стали для геополитики временем упущенных возможностей и глубоких перемен. Упущенных возможностей – в связи с неспособностью предвидеть и предсказать глубину трансформаций в международной системе и масштаб геополитических изменений на карте мира. А глубоких перемен – в связи с развитием старых и появлением в 1990-е годы альтернативных исследовательских стратегий. Развитие происходило сразу по нескольким направлениям. При этом линии теоретического поиска различных направлений современной американской геополитической мысли разошлись очень далеко.

См. также: «Современная американская геополитика. Часть 2. Геополитический ревизионизм: основные траектории»



Конец XX и начало XXI в. стали для геополитики временем упущенных возможностей и глубоких перемен. Упущенных возможностей – в связи с неспособностью предвидеть и предсказать глубину трансформаций в международной системе и масштаб геополитических изменений на карте мира. А глубоких перемен – в связи с развитием старых и появлением в 1990-е годы альтернативных исследовательских стратегий. Развитие происходило сразу по нескольким направлениям. При этом линии теоретического поиска различных направлений современной американской геополитической мысли разошлись очень далеко.

В последней четверти прошлого столетия геополитика на Западе, не исключая и США, оставалась на периферии научных поисков. В ситуации нарастающей динамики мировых процессов возникали и получали популярность иные субдисциплины и концепции. Появились и институционализировались такие тесно связанные друг с другом направления теоретизирования, как «мироведение» (World Studies) и «глобалистика» (Global Studies). Более того, в рамках логики глобальной экономики, а затем и революции в военном деле активно проводился тезис о том, что в новых условиях информационно насыщенного мира имеют значение прежде всего скорость принятия решений и время, а не пространство [1]. «География исчезла», - провозгласили энтузиасты этих инноваций [2]. Традиционные географические и геополитические факторы понемногу сдавали свои позиции и выпадали из поля зрения исследователей, концентрировавшихся на глобализации, транснациональных процессах и структурах.

Однако целый ряд авторитетных американских политологов последовательно отстаивал мысль о том, что «география имеет значение» (geography matters). Эта когорта, связанная с неоконсервативными исследовательскими центрами или военными учебными заведениями составила базу для развития так называемых «неоклассических» интерпретаций геополитики.

Одновременно стимулирующее воздействие на геополитическую мысль оказал распад биполярной системы международных отношений. Это и понятно. В фокусе внимания западных исследователей и практикующих политиков оказались существенные подвижки в рамках клуба «великих держав», становление так называемых новых центров силы в различных точках планеты, формирование нового миропорядка и целый ряд иных вопросов, традиционно относящихся к числу геополитических.

Между тем методологические изъяны классической геополитики конца XIX- начала XX в. были хорошо известны. Очевидным недостатком традиционного геополитического анализа выступал редукционизм географического и пространственного детерминизма. Префикс “гео-“ в интерпретации отцов-основателей дисциплины означал изучение географического, пространственно-территориального фактора детерминации поведения государств на международной арене. В рамках традиционного геополитического подхода, сформулированного в трудах Р.Челлена, Ф.Ратцеля, Х.Маккиндера, А.Мэхэна, К.Хаусхофера и др., основным субъектом мировой политики выступают крупные державы, которые, опираясь на собственные ресурсы, преследуют цели максимизации контроля над пространством. Ортодоксальные приверженцы классической геополитики по сей день склоняются к мысли, что конфигурация системы международных отношений в конечном счете определяется неким фундаментальным дуализмом, противостоянием существенно отличных друг от друга геополитически детерминируемых сил, вполне четко локализуемых при этом чисто географически, - теллуро- и талассократий, сухопутных и морских держав и т.п. В наши дни часто можно услышать, что традиционная геополитика оказалась в плену стереотипов биполярного миропорядка, окончательно оформившегося после Второй мировой войны. Подобная точка зрения представляется не вполне корректной. Собственно, первые и наиболее известные биналистские схемы были артикулированы А.Мэхэном, Х.Маккиндером, Н.Спикменом и другими «классиками» традиционного геополитического анализа задолго до утверждения биполярности в системе международных отношений. Биполярный мировой порядок времен холодной войны лишь несколько замедлил эволюцию геополитической мысли, фактически сфокусировав ее на объяснении существовавшего положения вещей.

По мере ослабления жесткой структурированности биполярного мира и выдвижения на политическую авансцену новых государств и проявляющих все большее стремление к консолидации регионов возникло осознание того, что традиционные модели нуждаются в серьезной корректировке. Развитие военных технологий, крушение биполярности и трансформация международной системы означали не просто утверждение новой геополитической реальности, обусловленной изменением баланса сил, сложившегося в предшествующие годы, не просто усложнение мировой геополитической структуры, связанное с усилением и увеличением числа региональных центров силы. Взаимоотношения субъектов мировой политики становились все более сложными и многомерными, а число акторов неуклонно увеличивалось. Исчезли четкие конфронтационные границы. Возросло количество факторов, определяющих мировую политику, причем очевидно менее выражено доминирование тех или иных отдельных аспектов (военных, пространственно-географических, экономических и т.п.). Развернулся процесс диверсификации интересов государств и негосударственных акторов мировой политики. В связи с сокращением возможностей использования традиционных силовых потенциалов развивается, по выражению Дж.Ная, «энтропия силы» великих держав. Под влиянием всех этих процессов в современном мире происходит активное переосмысление параметров гегемонии и геополитической мощи, а именно, возрастает удельный вес новых, не вполне традиционных факторов мощи – таких как экономика и финансы, коммуникации и информационные системы, новейшие направления научно-технического развития и т.д.

На излете «холодной войны» фокус внимания в западной, и прежде всего американской геополитике стал перемещаться к вопросам пространственно-политической организации международного сообщества (проблемы «миропорядка» и трансформации в его рамках роли и места отдельных держав). В 1990-е гг. афористичный тезис Ф.Фукуямы, принесшего в мир «благую весть» о «конце истории», был довольно активно подхвачен в том числе и исследователями, подвизающимися на ниве геополитического анализа. Так, З.Бжезинский акцентировал внимание на уникальности современного положения США в мировой политике и экономике на том основании, что Соединенные Штаты «стали первой и единственной действительно мировой державой» [3]. В более широком историческом контексте однополярный мир начал интерпретироваться в рамках «финалистской», «прогрессистской» картины мира как закономерный итог развития международных отношений. Однополярность рассматривалась в качестве некой конечной точки эволюции геополитической картины мира, приобретающей почти телеологические черты – от баланса мощи отдельно взятых государств и их союзов в период Нового времени, через биполярный баланс сил середины XX в. к «единению человечества» под сенью мировой державы-гегемона в лице США. Смена этапов отмечена при этом чуть ли не печатью неизбежности. Несовершенный баланс сил многополярного мира, провоцирующий международные кризисы, нестабильность и неопределенность, сменяется куда более предсказуемым и устойчивым балансом периода биполярности и в свою очередь замещается совершенной конструкцией «униполя», где балансу мощи, по крайней мере, в его традиционном для геополитики понимании уже просто не остается места.

В расширительном варианте концепции униполярности возникший после распада советского полюса «униполь» отличается более сложной структурой. Он состоит из совокупности «демократических индустриальных стран», обладающих доминирующими позициями в глобальной системе. Роль США сводится в этом случае к функциям лидера или гегемона «униполя» (в зависимости от точки зрения того или иного автора). «Униполь» в целом интерпретировался как достаточно гибкое образование, не обладающее четкой иерархической структурой и неизменными границами. Его ядро составляют группы стран Северной Атлантики, но за последние десятилетия он существенно расширил свои пределы. Если рассматривать в качестве «униполя» совокупность стран ОЭСР, как это делал, например, А.Страусс [4], то на его долю приходится более 60% совокупного мирового объема ВВП и большая частью общемировой военной мощи. Благодаря процессу непрерывного расширения (включения ряда стран Азии и Восточной Европы) «униполь» становится все более крепкой опорой «мирового порядка». Глобальное лидерство осуществляется на основе постоянно расширяющейся базы при все меньшем количестве держав, остающихся «вовне» и выступающих в качестве потенциальных противников, инициаторов «мятежей» против этого всемирного «Pax democratica». США в этой воистину идиллической конструкции осуществляют общий контроль с помощью, выражаясь словами Дж.Ная, soft power, т.е. морального лидерства, культурного воздействия и убеждения на основе установившихся и в конечном счете общепризнанных правил игры.

Однако реальность оказалась много сложнее предложенной схемы и мировое развитие стало демонстрировать все больше черт многоуровневого (в различных сферах – экономике, политике, сфере безопасности и т.д.) и полицентричного миропорядка.

Более соответствовали духу времени другие направления развития американской геополитической мысли. Одно из них можно охарактеризовать как неоклассическое.

Импульсы к возрождению в США классической линии геополитики оказались связаны с попытками нового структурирования евразийского пространства. В 1999 г. профессор Военно-морского колледжа M.Оуэнс написал для Naval War College Review статью «В защиту классической геополитики», в которой основная задача США после «холодной войны» определялась совсем в духе Х.Маккиндера – как предотвращение появления в Евразии континентального гегемона и создания любой страной или группой стран угрозы для США в морской сфере [5]. Этот тезис послужил побудительным мотивом к ренессансу на новой основе традиционной геополитики и подвиг целый ряд авторов к поискам более релевантных концептуализаций происходящих в мире трансформаций в неоклассическом ключе. Неоклассическая школа исходит из того, что содержание и цели геополитики в современную эпоху претерпели существенные изменения по сравнению с рубежом XIX-XX вв., но само геополитическое знание вовсе не потеряло ценности.

Стремление к контролю над пространством интерпретируется в качестве своего рода точки отсчета, перманентного мотива большой политики. В данной интерпретации, несмотря на происходящие в мировой политике и экономике глубокие изменения, география, пространство, территориальные аспекты политического и военного планирования по-прежнему имеют значение. И это значение еще больше возрастет в будущем, когда нехватка ресурсов и давление природной среды дестабилизируют целый ряд стран Азии.

Наиболее заметной фигурой и наиболее цитируемым автором неоклассического направления геополитики является Роберт Каплан, старший исследователь консервативного Центра за новую американскую безопасность. В нашумевших статьях, посвященных геополитике XXI века [6], он подчеркивает преемственность своего подхода с геополитическим методом А.Мэхэна и Х.Маккиндера и настаивает на роли морских коммуникаций и свободы мореплавания (т.е. свободы торговли) для процветания развитых стран Запада. При этом Р.Каплан сформулировал довольно неожиданный тезис: новой конфликтной геополитической осью мира станет не Тихий океан и не старушка Атлантика, а далекий южный Индийский океан. Именно Индийский океан превращается в средоточие проблем и противоречий современного мира. Вдоль его берегов или невдалеке от них расположено наибольшее количество нестабильных (Пакистан, Ирак, Мьянма, Сомали, Афганистан и др.) либо проблемных (Иран) стран. Здесь вызревают конфликты будущего – в рамках «исламской дуги», опоясывающей все побережье Южной и Юго-Восточной Азии и Восточной Африки. Здесь напрямую сталкиваются в борьбе за ресурсы и политической влияние интересы новых быстро растущих региональных держав, претендующих на мировой статус, – Китая и Индии. Другими словами, Индийский океан – это «не просто географическое понятие, а идея», которая соединяет в себе центральное положение ислама с глобальной энергетической политикой, подъем новых великих держав со становлением полицентричного мирового порядка [7]. Роль США в этом важнейшем регионе должна состоять в обеспечении посредством множественных гибких союзов свободы мореплавания и свободы рыночных сил, что само по себе будет способствовать решению по меньшей мере двух стратегических задач – стабилизации и контроля за ситуацией на Большом Ближнем Востоке и мягкого ограничения китайской экспансии в регионе.

Угроза китайской экспансии вообще представляется Р.Каплану очень серьезной. Свою недавнюю статью «География китайской мощи» он начинает цитатой из Х.Маккиндера о том, что Китай способен превратиться в «желтую опасность» для мировой свободы, потому что, в отличие от крупных континентальных держав прошлого (прежде всего России), он соединяет с ресурсами громадного континента протяженную океанскую границу – козырь, которого Россия была лишена [8].

Кроме того, пишет Каплан, Китай сочетает в себе элементы предельно модернизированной экономики западного образца с унаследованной от древнего Востока «гидравлической цивилизацией» (термин историка К.Виттфогеля, используемый применительно к обществам, практикующим централизованный контроль над сложными ирригационными системами и как результат – обладающими жестко централизованными политическими системами). Экономический рост способствует росту китайских внешнеполитических амбиций. Каплан подчеркивает, что Пекин объективно вынужден выстраивать выгодные сетевые отношения с широким кругом стран, способных обеспечить быстро растущий Китай ресурсами. Зона китайского влияния, формирующаяся в Евразии и Африке, постоянно растет, причем не в том поверхностном, чисто количественном смысле, какой придавали этому понятию в XIX веке, а в более глубоком, отвечающем эпохе глобализации. Преследуя простую цель – надежно удовлетворить свои экономические потребности, Китай сдвигает политическое равновесие в сторону Восточного полушария, и это не может не затрагивать самым серьезным образом интересы Соединенных Штатов. Благодаря растущей экономической мощи и демографическим параметрам, Китай способен заполнить возможные области силового вакуума вблизи любого участка своих протяженных границ с помощью такого оружия, как демографическое и экономическое давление.

Слабым местом Китая остаются его позиции в Мировом океане. Рассуждая в терминах «игры с нулевой суммой», китайские адмиралы выступают наследниками агрессивной философии американского военно-морского стратега начала XX века А.Мэхэна, который отстаивал концепцию «контроля над морями». Стремительная модернизация китайского Военно-морского флота свидетельствует о серьезности китайских намерений.

На Тихом океане формируется полицентричный порядок, в рамках которого свои притязания на лидерство в различных сферах и разных регионах предъявляют не только КНР, но и такие страны, как Индия и Япония. В Азии, где надвигается кризис «жизненного пространства», продолжается гонка вооружений. Свой анализ Р.Каплан заканчивает многозначительной констатацией. В ближайшие годы сам факт укрепления экономической и военной мощи Китая усилит напряженность в американо-китайских отношениях. США будут делать все, чтобы помешать Китаю стать гегемоном большей части Восточного полушария. «И не исключено, – добавляет Каплан, – что это станет самой потрясающей драмой нашей эпохи» [9].

Интересно, какое место в возникающих новых геополитических раскладах Роберт Каплан отводит России. Он утверждает, что географический фактор вполне способен привести к раздору между ней и Китаем, «поскольку их нынешний союз носит чисто тактический характер». И это может быть выгодно США. «В 1970-х годах администрация президента Никсона оказалась в выигрыше в результате столкновения Пекина с Москвой и положила начало новым отношениям с Китаем. В будущем, когда Китай станет по-настоящему великой державой, Соединенные Штаты, по-видимому, могли бы заключить стратегический союз с Россией, чтобы уравновесить влияние Срединного царства» [10].

К числу представителей неоклассического направления принято относить и ряд аналитиков, занимающихся исследованием «новых пространств», ставших доступными человеку по мере развития техники. Например, основателя космической геополитики (астрополитики) Э.Долмана [11]. Подчеркивая значимость «ближнего космоса» для решения современными державами военно-политических задач, обеспечения бесперебойной связи и управления, он перефразировал известную формулу Х.Маккиндера. Геополитическое кредо для космической эры зазвучало следующим образом: «Кто контролирует низкие орбиты – тот контролирует околоземное пространство, кто контролирует околоземное пространство – доминирует на земле, кто доминирует на земле – определяет судьбу человечества» [12].

Если вести речь о проблемах неоклассического подхода, то наиболее уязвимым местом геополитического анализа выглядит преобладающий в его рамках государствоцентризм. Государство по-прежнему фигурирует в качестве единственного легитимного политического актора на международной арене. На самом деле ситуация менее однозначна. Глобализация, урбанизация и модернизация политических сообществ, развитие коммуникаций и контактов с внешним миром способствуют перераспределению влияния от правительств к негосударственным (включая транснациональные криминальные и террористические сети) и даже частным субъектам. Сегодня очевидно, что демодернизация тоже может, как ни парадоксально, поддерживать эту тенденцию. По окончании процессов деколонизации и особенно распада СССР и ряда стран Восточного блока система межгосударственных отношений изменилась именно в этом направлении. Она стала включать в себя слабо структурированные и непрочные образования («несостоявшиеся» и «новые независимые» государства), чей суверенитет проблематичен, чьи территориальные границы не всегда четко определены (в целом ряде случаев просто не делимитированы или активно оспариваются соседями) и чья «мощь» иногда фактически раздроблена между конкурирующими кланами или частными субъектами.

В результате геополитический анализ пробуксовывает там, где всегда претендовал на свою значимость – при изучении конфликтов современного мира. Действия акторов без суверенитета, всевозможных национальных и международных организаций, ассоциаций, фирм, трансграничных группировок и т.п. просто невозможно адекватно оценить в рамках классической парадигмы. За спиной этих акторов всегда ведется поиск некоего «центра силы» или государственного образования, заинтересованного в таком, а не ином ходе и исходе конфликта. И дело здесь не в идеологизированности авторов, а в общих методологических изъянах, присущих геополитическому анализу.

Целый ряд актуальных вопросов современной мировой политики –становится ли анахронизмом понятие национального суверенитета, каковы перспективы национального государства, кто входит в число основных акторов на международной арене, каковы тенденции в этой сфере – либо игнорировались геополитической мыслью, либо анализировались в рамках ревизионистского направления (критической геополитики) без всякого выхода на политическую практику [13].

Думается, сегодня в рамках геополитического теоретизирования имеет смысл переставить акценты – с глобальной картины (исследований миропорядка) на, если так можно выразиться, подобие теорий «среднего уровня». Оптимальной единицей комплексного «иконографического» анализа в данной ситуации мог бы стать геополитический регион как некая геополитическая, геокультурная и геоэкономическая целостность, демонстрирующая динамический момент геополитики (трансграничный характер, изменчивость контуров, смена доминантных региональных держав, культурные, этнические и демографические трансформации, в отдельных случаях – фактически полное исчезновение, что наглядно демонстрирует пример с таким общепризнанным геополитическим регионом начала-середины XX в., как, скажем, Mitteleuropa).

Научно-технический прогресс последних трех-четырех десятилетий имеет своим результатом качественную модификацию факторов функционирования и развития обществ. При этом не совсем корректным представляется то, что не­редко понятия «пространство» и «территория» используются как синонимы. В современном мире реальное значение приобретают различные формы пространства. Наряду с террито­риальным, водным и воздушным пространствами, обладающими четко осязаемыми физико-географическими характеристиками, можно говорить о пространстве экономическом, культурно-цивилизационном, информационном, кибернетическом, экологическом и т.д., которые оказывают влияние как на характер и направленность мировых процессов, так и на политическую стратегию отдельных государств. Освоение этих пространств в рамках геополитического и геоэкономического анализа фактически делает лишь первые шаги.

Статья подготовлена при поддержке РГНФ, проект №10-03-00264а Национальные интересы России в многополярном мире: субъекты формирования и тенденции эволюции.

Примечания:

[1] Gray C.H. Postmodern war. The new politics of conflict. London: Routledge, 1997; Stocker G., Schopf C. InfoWar. New York: SpringerWien, 1998.

[2] O’Brien R. Global Financial Integration: the End of Geography. London: Pinter, 1992.

[3] Бжезинский З. Великая шахматная доска. М.: Международные отношения, 1998, с.20.

[4] Страусс А. Униполярность. Концентрическая структура нового мирового порядка и позиция России // Полис, 1997, №2, с.29.

[5] Owens M.T. In Defense of Classical Geopolitics // Naval War College Review, vol. 52, no. 4 (Autumn 1999). [ http://www.nwc.navy.mil/press/ review/1999/autumn/art3-a99.htm]

[6] Kaplan R.D. Center Stage for the Twenty-first Century // Foreign Affairs, 2009, March-April, pp.16-32; Kaplan R.D.The Revenge of Geography // Foreign Policy, 2009. May-June, pp.96-105.

[7] См. Kaplan R.D. Center Stage for the Twenty-first Century // Foreign Affairs, 2009, March-April, p.17.

[8] Kaplan R.D. The Geography of Chinese Power // Foreign Affairs, 2010, vol.89, #3 (May/June), p.22

[9] Kaplan R.D. The Geography of Chinese Power, p.41

[10] Kaplan R.D. The Geography of Chinese Power, p.29

[11] Dolman E.C. Geography in the Space Age: An Astropolitical Analysis // The Journal of Strategic Studies, 1999, v.22, №2-3, р. 83-106; Dolman E.C. Astropolitik: Classical Geopolitics in the Space Age. London: Frank Cass, 2002.

[12] Dolman E.C. Astropolitik: Classical Geopolitics in the Space Age. London: Frank Cass, 2002, p. 8

[13] Одна из немногих работ, посвященных стыковке теоретических положений и практической политики – Cohen S.B. Geopolitical realities and United States foreign policy // Political Geography, 2003, Vol.22, p.1-33.

Читайте также на нашем сайте:

«Неистощимый мессианизм американской идеи» Игорь Истомин

«Идеальный провал» Лариса Дериглазова

«Есть ли у Обамы большая внешнеполитическая стратегия?» Эдуард Соловьев

«Руководство Америкой: пособие для начинающего президента» Игорь Истомин

«Глобализация и стратегия США» Владимир Сизов

«Двадцать лет без мирового порядка» Федор Лукьянов

«После американской гегемонии» Анатолий Уткин

«Гуманитарный империализм. Новая доктрина имперского права» Ноам Чомски

«Второй шанс» Зб.Бжезинского: новый профиль прежней стратегии?»

«Эмманюэль Тодд. После Империи. Pax Americana — начало конца» Кирилл Коваль

«Постамериканский мир»: версия Фарида Закария» Андрей Володин

«Новый президент и глобальный ландшафт» Джордж Фридман

«Постсоветское пространство в мировой мозаике и стратегии США» Екатерина Нарочницкая

«Американские выборы и внешняя политика» Александр Терентьев

«Критическое направление исследований миропорядка в США» Татьяна Шаклеина

«США: перспективы глобальной империи» Эдуард Соловьев

«Внешнеполитическая мысль США в постбиполярную эпоху: между новым реализмом и «вооруженным идеализмом» Эдуард Соловьев

«Мировая общественность не признает лидерство США» Результаты международного исследования


Опубликовано на портале 10/12/2010



Мнения авторов статей могут не совпадать с мнением редакции

[ Главная ] [ Карта портала ] [ Поиск ] [ Наши авторы ] [ Новости Центра ] [ Журнал ]
Все права защищены © "Перспективы", "Фонд исторической перспективы", авторы материалов, 2011, если не обозначено иное.
При частичной или полной перепечатке материалов ссылка на портал "Перспективы" обязательна.
Зарегистрировано в Роскомнадзоре.
Свидетельство о регистрации средства массовой информации: Эл № №ФС77-61061 от 5 марта 2015 г.

Яндекс.Метрика