Главная Карта портала Поиск Наши авторы Новости Центра Журнал

Курдский вопрос в Турции: на пути к разрешению конфликта?

Версия для печати

Специально для портала «Перспективы»

Павел Шлыков

Курдский вопрос в Турции: на пути к разрешению конфликта?


Шлыков Павел Вячеславович – доцент кафедры истории Ближнего и Среднего Востока Института стран Азии и Африки (ИСАА) МГУ имени М.В. Ломоносова, кандидат исторических наук


Курдский вопрос в Турции: на пути к разрешению конфликта?

Активизация переговорного процесса и попытки ревизии сложившейся модели отношения к курдскому движению породили ожидания завершения 30-летнего противостояния правительства Турции и Рабочей партии Курдистана. Станут ли события  2012-2013 гг. прологом мирного урегулирования курдского вопроса, решить который с 1990-х гг. Анкаре тщетно помогает Запад? Возможно ли преодолеть пропасть, разделяющую набор уступок правительства и перечень требований РПК, когда сложившаяся в регионе после «арабской весны» ситуация только способствует продолжению борьбы курдов за собственную государственность?

Динамика противостояния турецкого правительства и Рабочей партии Курдистана (РПК) показывает, что на 2012 г. пришелся пик жертв этого конфликта за весь период с конца 1990-х гг. [1] Поэтому особенно неожиданными стали официальные заявления премьера Реджепа Тайипа Эрдогана в декабре 2012 г. о переговорах с лидером РПК Абдуллой Оджаланой, уже 14 лет находящимся под арестом в специальной тюрьме на острове Имралы в Мраморном море. Вскоре, в январе 2013 г., последовали визиты депутатов от курдской Партии мира и демократии (ПМД) к Оджалану. Эти события несли в себе шанс на мирное урегулирование курдской проблемы, за три десятка лет унесшей, только по официальным данным турецкого правительства, более 35,5 тыс. жизней.

Хронология курдского конфликта с начала 1980-х годов может быть условно разделена на три периода. Первый – конец 1980-х – 1990-е гг. – характеризуется наиболее ожесточенным противостоянием правительственных сил безопасности и отрядов РПК (в год гибло до 3–5 тыс. человек), а также активностью внерегиональных «игроков» [2]. Второй этап – первое десятилетие 2000-х годов, когда перед курдами открылись легальные возможности для активной политической деятельности в Турции. Началом третьего этапа стало «арабское пробуждение» 2011–2012 гг., вызвавшее кардинальные перемены в геополитической конфигурации Ближнего и Среднего Востока.

Слагаемые курдской проблемы в современной Турции

Если не углубляться в давние исторические составляющие курдской проблемы в Турции, то современный конфликт необходимо рассматривать в историческом континууме XX в. Кризис османской государственности второй половины XIX в. и последующее крушение Османской империи в начале XX столетия пришлись на период расцвета европейского национализма. Турецкая Республика, создание которой Мустафа Кемаль провозгласил 29 октября 1923 г., строилась на совершенно иных принципах и основах, по своей сути отрицающих османское наследие. Архитекторы новой Турции видели ее централизованным, вестернизированным, унитарным государством-нацией. Неслучайно, что в центр государственной идеологии Кемаль поставил именно нацию, определяя ее не по этническим или религиозным принципам, а исключительно по модели гражданского национализма – все проживавшие на момент провозглашения республики на территории Турции объявлялись турками. В Конституции 1924 г. и правительственных постановлениях Турецкая Республика никогда не определялась как этническое государство, однако акцент официальной риторики кемалистов именно на «турецкой нации» и многолетнее отрицание этнической самостоятельности курдов заложили основу кемалистской политики в курдском вопросе, с одной стороны, и курдского сопротивления, с другой [3]. Курды стали единственным из национальных меньшинств современной Турции, которое не смирилось с кемалистским курсом на культурную и политическую ассимиляцию. Курды с самого начала отказались становиться «новыми турками» и признавать свое подчиненное положение, ссылаясь на положения Севрского мирного договора 1920 г., по которым турецкие курды имели право поставить перед Лигой Наций вопрос о провозглашении собственной независимости. Однако Лозаннский мирный договор 1923 г. перечеркнул надежды курдов получить обещанную великими державами независимость.

Напряженность среди курдов вызывало не только крушение надежд на собственное государство – внутриполитический курс кемалистского правительства по многим параметрам был для них мало приемлем. Насильственная секуляризация общественной жизни и ускоренная модернизация, ставшие символами кемалистских реформ, выстраивание жесткой вертикали власти на местах, централизация налогообложения и хозяйственной жизни – все это закономерно вызывало резкое неприятие и недовольство в юго-восточной Анатолии, где столетиями, в условиях отсутствия жестко централизованной государственной власти, жили курды, арабы, ассирийцы и многие другие этнические группы. Население этих областей активно выражало свое недовольство – 1920-е годы стали временем регулярных восстаний курдов, однако они нисколько не скорректировали траекторию кемалистских преобразований. Парадоксальнона первый взгляд, но начиная с 1925 г. (знаменитого восстания шейха Саида [4]) вооруженные выступления курдов только способствовали кемалистскому проекту создания политически монолитного секуляризованного государства и общества [5], нивелирующего не только курдов, но и другие этнические и религиозные меньшинства. Турецкая Республика строилась как государство одной нации [6].

Восстание в Дерсиме 1937-1938 гг. – небольшой провинции Восточной Анатолии, населенной по преимуществу курдами и переименованной в 1935 г. в Тунджели (дерсимская резня – по определению Реджепа Тайипа Эрдогана, официально признавшего эти события в 2009 г.) в определенном смысле стало водоразделом в развитии курдской проблемы в Турции, поскольку именно в это время у курдов оформляется чувство ущемленности интересов и негативное отношение к турецкому государству [7]. Ведь сопротивление курдов в середине 1920-х и 1930-е годы по своей сути представляло борьбу племенных объединений и религиозных групп – по преимуществу сельских – не с турецким государством как таковым, а с централизацией управления и контролем на местах.

Вплоть до начала 1980-х годов власти Турции настойчиво отрицали существование курдского вопроса, продолжая использовать для идентификации курдов формулировку Лозаннского договора – «горные турки». Невысокая активность курдского национального движения позволяла правительству относительно успешно купировать курдскую проблему и держать ее под определенным контролем. Курдское население юго-восточных районов Анатолии продолжало жить достаточно обособленно, сплачиваясь на основе племенных связей и патриархальной самобытности.

В 1970-е годы ситуация кардинальным образом меняется, стремительно разрушается курдское племенное единство, повсеместно, особенно в городах, наблюдается всплеск курдского национального самосознания. Социальный облик и состав участников курдского сопротивления обретает новые черты – теперь это уже не сельское, а по преимуществу городское движение с оформленным идеологическим базисом в виде курдского национализма и своими политическими организациями [8] – сначала созданной в 1974 г. Социалистической партией Курдистана (Partiya SosyalistaKurdistan), затем – основанной в 1978 г. Рабочей партией Курдистана (Partiya Karkerên Kurdistan). Отличительная особенность РПК заключалась в том, что не в пример другим курдским организациям она строилась не по племенному принципу, а привлекала в свои ряды всех, кто готов был бороться за «освобождение курдов».

К тому времени активисты курдского движения четко уяснили эффективность вооруженной борьбы как единственно возможной формы отстаивания своих интересов в условиях ограниченных политических прав и свобод. Возрастающая ожесточенность курдского сопротивления с 1920-х годов, особенно заметная в 1970-е годы, когда Турция переживала рост политического насилия и количество жертв уличных столкновений и политических убийств достигало 5 тыс. человек в год отчасти стала следствием провала политики ассимиляции курдов и ограничений на доступ курдов к политической и экономической жизни [9]. Это также особенность политического развития кемалистской Турции, для которого было характерно замалчивание альтернативных политических платформ, и не только курдских.

После переворота 12 сентября 1980 г. пришедший к власти военный режим был убежден, что репрессивными мерами удалось справиться не только с политическим насилием 1970-х годов, но и со всеми радикальными группами в Турции. Между тем руководство РПК во главе с Абдуллой Оджаланом эмигрировало из Турции на территорию Сирии, где в течение нескольких лет накапливало силы и ресурсы, вело активную пропаганду в курдских районах Турции, пользуясь тем, что правительство предпочитало игнорировать деятельность РПК. Поэтому власти фактически оказались неготовы к новому витку противостояния с курдами и атакам боевиков РПК в 1984 г. в Хаккари и Сиирте.

Это стало началом вооруженной борьбы за создание на территории Турции независимого курдского государства. Достаточно быстро отдельные вооруженные стычки между боевиками РПК и правительственными силами безопасности переросли в полномасштабную гражданскую войну в юго-восточных районах Турции, в результате которой активность РПК стала прочно ассоциироваться с террористической деятельностью, а ущемление прав курдского населения стало приобретать в 1990-е годы пугающие размеры [10].

Курдское урегулирование в 1990-е годы: фактор ЕС

В начале 1990-х годов курдский вопрос вошел в перечень базовых тем переговоров Анкары с Евросоюзом. Теракты на юго-востоке Турции, жесткие меры в отношении гражданского населения курдских районов, на территории которых действовал специальный режим чрезвычайного положения (примеры жестокостей часто выплескивались на страницы газет) – все это объясняло внимание Брюсселя к турецким курдам. Однако этого все же было недостаточно для превращения курдского вопроса в один из ключевых сюжетов переговоров о вступлении в ЕС. Главную роль в международной политизации конфликта сыграли курдские активисты-правозащитники, широко использовавшие всевозможные политические и правовые механизмы различных Европейских международных организаций для фиксации правонарушений в отношении курдского меньшинства, отстаивания своих прав и давления на правительство с целью инициировать политические преобразования [11].

За 1990-е годы у курдов сформировался символический образ «Европы», готовой помочь им в борьбе за справедливость и собственную государственность. Это собирательное понятие конкретизировалось не в самом ЕС как модели общеевропейского государства, а в таких структурах, как Европейский суд по правам человека. В то время как турецкие суды предпочитали смотреть сквозь пальцы на факты нарушений базовых прав и свобод турецких курдов, юристы из Диярбакыра при поддержке британских правозащитников и помощи представителей курдской диаспоры в Европе успешно наладили механизм отстаивания прав курдов в Страсбурге. Определения, которые выносил Европейский суд в 1990-е годы в адрес правительства Турции, фиксировали масштабные нарушения прав гражданского населения курдских районов и многочисленные факты ухода от ответственности виновных в этих нарушениях.

Решения Европейского суда негативно отражались на международном имидже Турции и в определенном смысле опровергали утверждения официальной Анкары о том, что силы безопасности занимаются исключительно борьбой с террористами. Однако это едва ли могло стать импульсом для изменения ситуации. Только перспектива вступления Турции в Евросоюз, активизация переговоров с Брюсселем в 1999 г. и административно-политические реформы в рамках Копенгагенских критериев открыли новый коридор возможностей. Как это было, например, и после окончания Второй мировой войны, когда Турция, ставшая одной из стран – учредителей ООН и первых членов Совета Европы, ратифицировала Европейскую конвенцию по правам человека, стремясь тем самым подчеркнуть свою приверженность принципам современного мира и западной цивилизации. Можно вспомнить в этой связи и конец 1980-х годов, когда Тургут Озал предоставил гражданам Турции право обращаться в Европейский суд по правам человека, чтобы улучшить имидж Турции в глазах западных политиков и повысить шансы на вступление страны в ЕЭС [12].

Реформы, на которых настаивал Брюссель, были направлены на укрепление демократических институтов и установление контроля за соблюдением прав человека. Все это воспринималось большинством турецкого общества достаточно позитивно, с учетом перспективы полноправного членства в ЕС и новых возможностей для экономического развития. Нерешенный курдский вопрос выступал серьезным препятствием на пути реализации европейских амбиций Анкары. Признание базовых гражданских прав курдского меньшинства выглядело разумной платой за вступление в единую Европу.

Однако такие уступки могли удовлетворить курдов только на начальном этапе и их ограниченность, закономерно, очень скоро стала вызывать растущее раздражение. До 2000-х годов, когда курдские районы на востоке и юго-востоке Турции управлялись в особом режиме чрезвычайного положения, требования курдов в большинстве случаев ограничивались защитой базовых гражданских прав. В ту пору политические убийства и внесудебные расправы, принудительное переселение и другие акты насилия со стороны сил безопасности в отношении курдов были обычной практикой. Курдские политики и сторонники РПК считали прекращение перманентного напряжения и конфликта, возврат к нормальной жизни на юго-востоке Турции главным приоритетом. Европейские представители рассматривали это как удовлетворение законных прав курдов и обязанность властей страны, претендующей на членство в ЕС.

Правительство Партии справедливости и развития (ПСР), пришедшее к власти осенью 2002 г. под лозунгом вступления Турции в Евросоюз, отменило особый режим чрезвычайного положения в курдских районах, приняло специальные постановления, гарантирующие защиту от пыток при допросах, сняло ограничения на свободу слова и собраний. Уступки, на которые пошло правительство, явно выглядели несущественными на фоне выгод от перспективы вступления Турции в ЕС. Эти меры не только положили конец систематическому нарушению прав человека в курдских районах и свели к минимуму иски против турецкого правительства в Европейский суд по правам человека в Страсбурге, но и способствовали укреплению позиций правительства ПСР внутри страны, прежде всего по отношению к военной элите, долгие годы считавшей себя главным субъектом политического процесса.

За первый пятилетний срок пребывания у власти ПСР инициировала ряд административно-правовых преобразований, в результате которых курды получили не только гарантии защиты базовых гражданских прав, но и возможности легального использования родного языка в повседневной жизни. Последнее также соотносилось с требованиями, предъявляемыми к претендентам на членство в ЕС. И именно этот критерий – «уважение и защита национальных меньшинств» – вселял в турецких курдов надежду на успешное продолжение своей борьбы с турецким правительством.

К середине 2000-х годов гарантий защиты базовых прав для курдов оказалось уже явно недостаточно, и они потребовали не только индивидуальных, но и групповых прав – возможности получать образование на родном языке и давать своим детям курдские имена, в написании которых фигурировали бы отсутствовавшие в турецком алфавите буквы (q”, x” и w”), возвращения исторических названий городам и географическим областям, тюркизированным в 1920 – 1930-е годы, и т. п. [13]

Общеевропейские конвенции – такие как Европейская хартия региональных языков 1992 г. или Рамочная конвенция о защите национальных меньшинств 1995 г. [14], принять которые надлежало всем претендентам на членство в ЕС, – должны были предоставить турецким курдам новые возможности для мобилизации. И курдские политики старались максимально задействовать существующие каналы давления на турецкое правительство – через Европейский суд, посредством обращений в СМИ к чиновникам Евросоюза и т. д.

Однако к тому времени отношение к курдам в Европе обрело несколько иные черты. Однозначного осуждения турецкой политики, характерного для 1990-х годов, уже не наблюдалось. И Турция, и Европа за десятилетие постбиполярного мира серьезно изменились. Хотя практика нарушений прав человека в курдских районах по-прежнему продолжалась, в глазах Евросоюза Турция, усилия которой по приведению административно-политической системы и законодательства в соответствие с европейскими нормами расценивались достаточно позитивно, выглядела совсем по-другому.

Кроме того, расширение состава Совета Европы за счет стран Центральной и Восточной Европы привело к резкому увеличению новых исков в Европейский суд по правам человека, и процедура обращения в Страсбург ощутимо усложнилась. В 2004 г. для оптимизации рассмотрения дел Европейский суд даже ввел специальный порядок «пилотных постановлений», фиксирующих наличие в том или ином государстве структурных проблем и предписывающих государству принятие неких законодательных мер во избежание повторения нарушений. За счет «пилотных постановлений» Европейский суд начал рассматривать клоновые жалобы в ускоренном и упрощенном порядке[15], а также стал демонстрировать более лояльное отношение к мерам, которые принимались правительствами для предотвращения зафиксированных нарушений в области прав человека.

Нельзя сбрасывать со счетов и эффект 11 сентября 2001 года. В формуле отношений ЕС – Турция – курды появились новые переменные в виде политического курса на борьбу с международным терроризмом. Евросоюз стал отказываться от толерантных подходов к вооруженной борьбе национальных движений. РПК была включена в список террористических организаций, а в публичном пространстве все чаще звучали слова поддержки Турции в ее противостоянии с боевиками РПК.

Наконец, отсутствие единой общеевропейской модели выстраивания отношений с национальными меньшинствами, которая была бы признана нормативной для всех стран-членов, сделало поддержку со стороны ЕС курдам и их требованиям по расширению культурных и гражданских прав крайне пассивной.

Теперь курды уже не могли систематически инициировать судебные иски против турецкого правительства в Европейском суде[16], который довольно спокойно смотрел на процессуальные нарушения внутри неевропейских стран. Да и содержание новых исков, с которыми курдские активисты обращались в Страсбург, разительно изменилось: это были не факты внесудебного преследования, политических убийств и расправ, а требования снизить 10-процентный барьер для прохождения в парламент или снять запрет на общетурецкое употребление букв из алфавита курдских языков и т. п. Во второй половине 2000-х годов эти иски большей частью были отклонены[17]. Новая политическая конъюнктура, сложившаяся в странах Евросоюза и в целом на Западе, не позволила курдским правозащитникам обосновать свои претензии на признание прав на культурную и групповую автономию в соответствии с нормами европейских конвенций. Однако еще важнее было то, что события 2000-х годов отчетливо показали: поддержка турецких курдов со стороны ЕС носит весьма ограниченный характер, и курдские правозащитники практически исчерпали свой лимит.

Политическая активность турецких курдов в 2000-е годы

Первое десятилетие 2000-х годов показало явное несоответствие запросов турецких курдов по отношению к Западу и способности, а в некоторых случаях и желания, Евросоюза поддерживать курдов в их борьбе с турецким правительством. Разочарование в возможностях внешней помощи заставило курдских активистов искать другие пути. И если 1990-е годы можно охарактеризовать как период, когда легальную борьбу курды стремились вести в судах, по преимуществу международных, то 2000-е годы стали временем активизации политической борьбы на национальном уровне. Отчасти это было результатом крушения надежд на перемены, о которых постоянно говорила правящая Партия справедливости и развития. Инициированный ПСР «демократический транзит» в краткосрочной перспективе не сулил кардинальных перемен для курдов – административно-правовая и конституционная реформа шли с минимальным учетом их интересов.

В 2007 г. курдские политики впервые прошли в парламент, набрав достаточное количество голосов по одномандатным округам, на которые не распространяется общенациональный барьер в 10%. 22 человека [18] от прокурдской Партии демократического общества (ПДО), закрытой по решению Конституционного суда в декабре 2009 г. за «связи с террористическими организациями и деятельность, подрывающую неделимое единство турецкого государства и нации» [19], получили мандаты депутатов. Более того, по итогам муниципальных выборов 2009 г. ПДО получила контроль над ключевыми муниципалитетами на юго-востоке Турции: Осман Байдемир стал мэром «большого» Диярбакыра, кандидаты от партии возглавили 96 муниципалитетов и 9 местных законодательных собраний [20].

В 2011 г., следуя этой же стратегии, перенявшая эстафету у ПДО Партия мира и демократии, официально не допущенная к участию в выборах, смогла провести через одномандатные округа 36 своих кандидатов [21] – причем не только из курдских илей (Агры, Битлис, Бингёль, Батман, Ван, Диярбакыр, Игдыр, Карс, Мардин, Муш, Сиирт, Хаккяри, Шанлыурфа, Ширнак), но и из средиземноморских провинций (Адана, Мерсин) и Стамбула.

Получив доступ к реальной власти на местах, курдские политики постарались расширить установленные ПСР рамки гражданских свобод и демократического процесса через кампании гражданского неповиновения на местном и общенациональном уровне. На территории подконтрольных курдам муниципалитетов стали устанавливаться порядки, явно противоречащие турецкому законодательству. Так, наравне с турецким языком официально начали использовать курманджи, заза (диалекты курдского языка). При принятии на гражданскую службу стали требовать владение курдским языком (поскольку местные администрации принимали обращения от граждан на курдском языке), ряду областей и населенных пунктов возвратили курдские наименования. В знак протеста против политики Управления по делам религии, запретившего проводить службы в мечетях на курдском языке, ПМД инициировала проведение специальных пятничных молитв на курманджи и заза.

В то же время меры, которые принимало правительство в рамках «Курдской инициативы», провозглашенной Эрдоганом в 2009 г., на деле оказались малоэффективными и запоздалыми. Так, создание специального курдского телеканала с 24-часовым вещанием TRT Şeş” было встречено довольно прохладно, поскольку основная масса курдов давно смотрела базирующийся в Европе курдский канал Roj TV”. Открытие отделений курдского языка в университетах тоже не встретило большого энтузиазма у курдов, поскольку они требовали, чтобы образование на родном языке начиналось с дошкольного возраста.

Еще один неоднозначный шаг правительства в рамках этой программы заключался в публичной амнистии восьми боевиков РПК, которым 19 октября 2009 г. было официально разрешено вернуться в Турцию из Иракского Курдистана. На турецкой стороне десятки тысяч курдов встретили их как героев, что в конечном итоге дало возможность оппозиции из Народно-республиканской партии (НРП) и Партии националистического действия (ПНД) обвинить правительство ПСР в пособничестве террористам. Все это закономерно привело к свертыванию программы «Курдской инициативы». Последовали аресты и задержания курдских политиков, правозащитников, мэров, глав муниципалитетов и журналистов – под предлогом необходимости предотвратить доминирование агентов и пособников РПК в гражданско-политическом пространстве Турецкого Курдистана [22]. В общей сложности несколько тысяч задержанных были обвинены в том, что они являются активистами Ассоциации обществ Курдистана (Koma Civakên Kurdistan – KCK) – национально-политической организации курдов, основанной Абдуллой Оджаланом как Конфедерация народов Курдистана (Koma Komalên Kurdistan – KKK) и считающейся гражданской структурой Рабочей партии Курдистана.

К 2011 г. совокупное число привлеченных по этим делам с октября 2009 г. приблизилось к 8 тыс., под арестом находилось почти 4 тыс. человек [23], большинство из которых содержались в тюрьмах в досудебном порядке от года до двух лет[24]. Примечательно, что первые аресты были произведены две недели спустя после муниципальных выборов в апреле 2009 г., как бы в подтверждение заявлений курдских политиков о намерении ПСР наказать всех, кто голосовал за ПМД. Действительно, практически все активисты курдского политического движения – за исключением депутатов, защищенных иммунитетом, – оказались на скамье подсудимых с обвинениями в пособничестве террористам.

Вступивший в силу 1 июня 2005 г. новый Уголовный кодекс [25] и поправки к закону о борьбе с терроризмом 2006 г. [26] предоставили силам полиции и безопасности широкие полномочия по использованию жестких мер в рамках санкционированных судами расследований. Активисты РПК и курдские беженцы, вернувшиеся в Турцию в рамках провозглашенной правительством «Курдской инициативы», также стали жертвами практики применения антитеррористических законов. Так, в 2010 г. – спустя несколько месяцев после возвращения – четыре активиста РПК и шесть курдских беженцев были арестованы по обвинению в связях с террористическими организациями. Оставшиеся 24 человека из числа репатриантов спешно покинули Турцию и вернулись на территорию Иракского Курдистана[27].

Жесткий курс ПСР побудил курдскую ПМД провести ревизию своих требований к правительству. Прежние требования пересмотра ряда одиозных статей УК и закона о противодействии терроризму, снижения выборного барьера, справедливого распределения господдержки между политическими партиями и конституционных гарантий культурной автономии не отвечали изменившейся конъюнктуре. Теперь курдские политики настаивали на немедленном освобождении всех обвиняемых по делам об Ассоциации обществ Курдистана и предоставлении турецким курдам «демократической автономии» – самоуправления во всех сферах общественной жизни, причем в рамках этой парадигмы под контролем центрального правительства должны были остаться внешняя политика, экономика и национальная безопасность.

Категорический отказ Эрдогана вести переговоры по новой повестке привел к тому, что ПМД решила бойкотировать голосование по поправкам в Конституцию в марте 2010 г. [28] (изначально считалось, что ПСР будет блокироваться с парламентской группой ПМД). В итоге слушания по Конституции фактически провалились, и ПСР вынуждена была пойти на всеобщий референдум 12 сентября 2010 г. Для того чтобы продемонстрировать свой политический вес и влияние на электорат, ПМД призвала сторонников бойкотировать сентябрьский референдум. И хотя пакет правительственных поправок получил поддержку 57%, значительное число избирателей – преимущественно из курдских районов – не пошли на референдум (явка в отдельных курдских районах и городах была критически низкой: в Хаккари – 9,1%, в Ширнаке – 22,5, в Диярбакыре – 35,2, в Батмане – 40,3, в Ване – 43,6%, при общенациональном показателе в 77,4%)[29].

После референдума 2010 г. вопрос конституционной реформы не был снят с повестки дня и по-прежнему остается одной из главных тем общественной дискуссии. На последние парламентские выборы 2011 г. ПСР (получившая 49,8% голосов) шла с обещанием принять новую конституцию, которая будет «консолидировать турецкое общество и основываться на межпартийном консенсусе» [30]. В новом составе парламента Эрдоган пошел на формирование специальной конституционной комиссии, с равным представительством от всех четырех парламентских фракций. Таким образом, ПМД получила возможность непосредственно участвовать в выработке текста основного закона.

Для курдов это стало историческим событием – впервые курдская партия выступала субъектом конституционного процесса в Турции. Крайне важным было и то, что ПМД фактически консолидировала вокруг себя и своей программы конституционной реформы курдских политиков и общественных деятелей, стоящих на разных и даже диаметрально противоположных платформах. Согласованные предложения, с которыми ПМД выступила на комиссии, содержали общие требования предоставления курдам возможности получать образование на родном языке и фактического отказа от кемалистского принципа определения гражданства, в рамках которого еще со времен Лозаннского мирного договора 1923 года в официальных документах курдов именовали «горными турками».

Требования курдов вызвали серьезные разногласия между членами конституционной комиссии. Однако вскоре ее работа была окончательно парализована предложениями ПСР о превращении Турции из парламентской республики в президентскую. Обе оппозиционные партии – НРП и ПНД – выступили категорически против инициатив ПСР, которые, с их точки зрения, мотивированы исключительно желанием Эрдогана устроить свою дальнейшую политическую карьеру и приведут к установлению в Турции авторитарного режима. В свою очередь, ПМД выразила готовность выступить на стороне ПСР при условии поддержки политических требований курдов.

Осенью 2012 г., отчаявшись добиться успеха в продвижении своих поправок в готовящийся текст новой конституции, курды организовали новую кампанию гражданского неповиновения. Они протестовали против отказа судов, рассматривающих дела активистов Ассоциации обществ Курдистана, разрешить обвиняемым выступать в суде на курдском языке. 12 сентября 2012 г. 63 заключенных по делам Ассоциации объявили голодовку, к которой только за первый месяц присоединились более 600 человек[31]. Протестующие выдвинули три основных требования: смягчить условия содержания Абдуллы Оджалана, предоставить возможность получать образование на курдском и разрешить использование курдского языка в судебных процессах.

Продолжительность голодовки (рекордной по массовости), участие в протестах депутатов от ПМД и известных курдских политиков – все это способствовало тому, что правительство на официальном уровне признало наличие проблемы. Вскоре после широкой огласки происходящего в СМИ министр юстиции Садуллах Ергин публично заявил о подготовке закона, предоставляющего курдам право использовать родной язык в процессуальной практике[32]. Вслед за заявлением министра Абдулла Оджалан из тюрьмы призвал курдов прекратить голодовку, и уже 18 ноября 2012 г. волна протестов сошла на нет. Многие истолковали неожиданную развязку как показатель относительной сплоченности политического движения курдов и высокой степени влияния самого Оджалана.

Новые инициативы урегулирования курдского вопроса:
ставка на Абдуллу Оджалана

Вскоре после заявлений бессменного лидера РПК в декабре 2012 г. премьер-министр Эрдоган публично подтвердил слухи о закрытых переговорах Национальной разведывательной организации с Абдуллой Оджаланом. Фактическое начало нового этапа урегулирования курдского конфликта – следствие целого ряда как очевидных и известных, так и не слишком афишируемых политических и социально-экономических факторов.

Общераспространенная точка зрения состоит в том, что курдская проблема крайне негативно отражается на экономическом развитии Турции, девальвирует достижения Анкары в сфере развития демократии и совершенствования административно-правовой системы, подрывает потенциал регионального лидерства, ограничивает внешнеполитические инициативы [33]. Однако насколько тезис о критическом значении курдского фактора для внутренней и внешней политики Турции соответствует действительности? Иными словами, насколько динамика обострения и затухания курдского конфликта коррелирует с объективными показателями экономического развития Турции и положением правящей партии?

В 2002 г., когда ПСР только пришла к власти, курдское сопротивление находилось в фазе слабой активности, что позволяло правительству не оглядываться на курдов в своей политике. В 2004–2007 гг. наступило обострение конфликта, однако показатели экономического роста Турции не снизились, а ПСР продолжила консолидировать власть и наращивать электоральный потенциал. Более того, несмотря на активную фазу конфликта и возросшее число войсковых операций против РПК, ПСР удалось практически парализовать политическую активность армии – в противостоянии военной элиты и правительства наступил явный перелом в пользу правящей партии. Таким образом, курдский фактор не мешал ПСР более десяти лет удерживать власть и даже не препятствовал процветанию партии все 2000-е годы. Почему же ПСР в середине своего третьего срока столь озаботилась курдской проблемой?

Действительно, уверенное лидирование на трех последних парламентских выборах (2002, 2007 и 2011 гг.), успех на муниципальных выборах 2004 и 2009 гг. и референдумах по конституционным поправкам – все это позволило ПСР укрепиться в качестве правящей силы вопреки обострению ряда внутриполитических проблем. Однако, если на выборах 2004 и 2007 г. ПСР смогла обеспечить себе поддержку со стороны курдов, то в последующие годы – на муниципальных выборах 2009 г. и парламентских 2011 г. – на фоне разочарования в действенности обещаний Эрдогана показатели правящей партии в курдских районах ощутимо снизились [34]. Заигрывание ПСР с турецкими националистами (известными своей непримиримой позицией по курдскому вопросу) и агрессивное отношение правительства к их курдским визави, инцидент в деревушке Улудере провинции Ширнак, когда турецкий истребитель уничтожил 40 человек, незаконно пересекавших турецко-иракскую границу, подозревая в них боевиков РПК [35] – все это ослабило позиции правящей партии на Юго-Востоке Турции. Попытки ПСР разыграть религиозную карту, акцентирование в официальной риторике партии общей исламской идентичности турок и курдов, даже социальные программы, нацеленные на повышение уровня жизни курдских провинций, оказались явно недостаточными для сдерживания растущей популярности курдского национализма. Обеспокоенность у ПСР стало вызывать и появление новых курдских партий – в частности, партии «Хюрдав» (r Dava Partisi), созданной курдскими исламистами осенью 2012 г. и привлекающей религиозно-консервативные круги, традиционно составляющие важную часть электората правящей партии [36].

Новую инициативу по решению курдского вопроса можно воспринимать как попытку переломить тенденцию снижения популярности ПСР в преддверии муниципальных и президентских выборов 2014 г. Судя по всему, Эрдоган преследует цель, с одной стороны, восстановить в глазах курдского населения образ ПСР как партии, несущей мир и согласие гражданам Турции, с другой – обеспечить лояльность и поддержку политически активных курдов и курдских партий на предстоящем референдуме по новой конституции (которая, как планируют в ПСР, должна превратить Турцию в президентскую республику – в соответствии с президентскими амбициями самого Эрдогана) [37].

Проблема роста курдского национализма несет в себе угрозы и для внешнеполитических инициатив ПСР, в том числе для модели региональной безопасности, выстраиваемой правительством Эрдогана.

На сегодняшний день Анкаре удалось установить довольно хорошие отношения с правительством Иракского Курдистана, в которых можно выделить, по крайней мере, три базисных составляющих, сочетающих экономические выгоды и политические расчеты. Во-первых, торговля с Иракским Курдистаном позволяет оживить экономическую жизнь курдских районов Турции. Во-вторых, Турция строит совместно с Иракским Курдистаном новый трубопровод для создания независимого коридора по транспортировке иракской нефти и газа. Это должно стать залогом экономической самостоятельности Иракского Курдистана и удовлетворить растущие потребности Турции в энергоресурсах [38]. Наконец, налаживая взаимовыгодные экономические отношения и дружеские контакты с правительством Масуда Барзани, ПСР рассчитывает на снижение привлекательности и, соответственно, социальной поддержки радикального курдского национализма как в самой Турции, так и в пограничных районах Ирака и Сирии.

С сирийскими курдами и их главной политической силой – Партией демократического союза (Partiya Yekitiya Demokrat) – у ПСР сложились довольно напряженные отношения, резко обострившиеся в ходе сирийского кризиса [39]. Хотя сирийские курды не контролируют богатых природных ресурсов и достаточно рассеяны по территории Сирии, их активность в гражданской войне оппозиции и правительственных сил, поддерживающих режим Башара Асада, – очевидный фактор дестабилизации ситуации в курдских районах Турции.

В долгосрочной перспективе турецкие курды вряд ли удовлетворятся подчиненным статусом в составе Турции, если их сирийские и иракские соплеменники получат широкую политическую и культурную автономию [40]. С этой точки зрения сотрудничество с Барзани дает правительству Эрдогана возможности конкурировать с РПК в борьбе за симпатии курдов.

В совокупности электоральные, социально-политические и геополитические расчеты могут объяснить активность ПСР на курдском направлении. Однако остается вопрос о механизмах реализации новой курдской инициативы: почему ключевым игроком в нем ПСР сделала Абдуллу Оджалана, с которым правительство стало активно работать в конце 2012 г.? Ведь с момента активизации войсковых операций против курдов летом 2011 г. лидер турецких курдов был практически полностью отрезан от внешнего мира, а разговоры журналистов о его возможном переводе на домашний арест вызывали крайне негативную реакцию премьера Эрдогана, неустанно повторявшего, что правительство не допустит выхода Оджалана из тюрьмы [41].

Однако неожиданному сближению режима ПСР с Оджаланом тоже можно найти объективные предпосылки и объяснения. Авторитет Оджалана за 14 лет пребывания в заключении остался на высоким. Достаточно вспомнить, события осени 2012 г., когда 12 сентября группа заключенных-курдов объявила о начале акции протеста. Хотя к бессрочной голодовке очень быстро присоединились сотни политических узников, все они вняли призыву Оджалана прекратить протесты в конце ноября. Тем самым Оджалан публично доказал не просто, что его влияние на политическое движение курдов по-прежнему велико, но главное – за Оджаланом готово пойти большинство курдов. Вероятно, длительное заключение курдского лидера наложило отпечаток на его личность. Во время встречи депутатов от курдской ПМД с Оджаланом в феврале 2013 г. лидер курдов жаловался на возраст (ему 65 лет) и близость смерти [42]. По-видимому, для него теперь существуют не только интересы курдского движения, но и свои личные, и иногда эти интересы могут не совпадать. Призыв Оджалана к участникам голодовки завершить протесты, прежде чем появятся жертвы с их стороны, несомненно, укрепил его имидж как политика и миротворца в глазах наблюдателей и правительства, однако с позиций курдских радикалов такой финал вряд ли можно занести в актив. Ведь появление «сакральной жертвы» в ходе мирной и ненасильственной акции протеста неизбежно стало бы серьезным ударом по имиджу правительства Эрдогана, а курдские политики смогли бы представить гибель своего соратника как еще одно доказательство наплевательского отношения к жизни курдов и очередной пример незаконных методов борьбы с курдами по модели безнаказанных бомбежек мирных жителей в Улудере [43].

Многие годы курдские националисты создавали Оджалану ореол борца и мученика, делали его символом курдского сопротивления, постоянно подчеркивали его непререкаемый авторитет и право представлять интересы турецких курдов. И теперь правительство Эрдогана использует особое положение Оджалана в иерархии курдской политики, полагая, что курдские националисты теперь уже сами стали заложниками своих символов. Начав переговоры непосредственно с ним, правительство рассчитывает добиться больших уступок, чем в диалоге с другими представителями курдского движения. Как показали попавшие в руки турецких журналистов записи бесед Оджалана с депутатами ПМД 23 февраля 2013 г., курдский лидер демонстрирует готовность удовлетвориться обещаниями правительства учесть интересы курдов в рамках новой конституции. И если не подозревать в словах Оджалана двойной игры, они недвусмысленно свидетельствуют о его согласии работать вместе с правительством над прекращением насилия [44].

Однако насколько Оджалан может реально контролировать курдских националистов и гарантировать соблюдение каких-либо договоренностей? В своих заявлениях полевые командиры РПК всячески подчеркивают лояльность Оджалану как лидеру, но при этом считают предлагаемые ПСР рецепты решения курдского конфликта неприемлемыми и говорят о готовности продолжать борьбу [45]. Иными словами, оставаясь непререкаемым лидером, Оджалан все же не может контролировать боевую активность РПК, и «переговорный процесс» с публичными заверениями о единстве цели – прекращении насилия – отнюдь не гарантирует «мирного процесса». Достаточно вспомнить события июля 2011 г., когда на фоне примиренческих заявлений Оджалана в Диярбакыре произошло масштабное вооруженное столкновение активистов РПК и правительственных сил безопасности [46]. Кроме того, функционеры РПК постоянно подчеркивают свое право на «активную самооборону» [47].

Между тем провал новой «курдской инициативы», главной составляющей которой неожиданно для многих стали переговоры с Оджаланом, не несет для правительства Эрдогана серьезных политических рисков. Если столкновения, вопреки призывам Оджалана, продолжатся, и остановить насилие совместными усилиями не удастся, ПСР ожидаемо обвинит в этом РПК. Если же мирный процесс в том или ином виде удастся запустить, то ПСР, даже не добившись полноформатного решения курдской проблемы, обеспечит себе спокойствие на предстоящих муниципальных и президентских выборах 2014 г.

* * *

Непредсказуемое развитие событий в регионе Ближнего Востока, новый виток «арабского пробуждения» 2011–2012 гг. вселили в курдов в Ираке, Иране, Сирии и Турции надежду, что история в очередной раз – как это было, скажем, после Первой мировой войны – дает им шанс кардинально изменить свое положение. Рассчитывая на большее, лидеры турецких курдов на сегодняшний день не находят для себя стимулов идти на серьезный компромисс с правительством – компромисс, не предполагающий эквивалентную конвертацию накопленного опыта и возможностей вооруженной борьбы в реальную административно-политическую и культурную автономию и самостоятельность. А три десятилетия вооруженной борьбы позволяют рассчитывать на достойный «обменный курс» [48]. Основной костяк лидеров курдских националистов, хотя и успел постареть за годы политической борьбы, явно не желает расстаться с властью, которой так или иначе обладал не один десяток лет, за гарантии узаконить курдский язык или объявить всеобщую амнистию.

Вооруженная борьба РПК с турецким государством с точки зрения военного успеха бесперспективна. Однако на ближайшее будущее это важнейший фактор внутриполитической жизни Турции, позволяющий движению курдов отстаивать свои интересы. Несмотря на объявленное 21 марта 2013 г. примирение и вялый процесс вывода боевых формирований РПК с территории Турции [49], окончательный отказ от вооруженной борьбы вряд ли возможен до тех пор, пока работают механизмы рекрутирования сторонников и мобилизации ресурсов. Несмотря на очевидное несоответствие провозглашаемых целей и существующих возможностей, большинство активистов курдского движения уверены, что ситуация в регионе складывается в их пользу, и готовы следовать примеру иракских и сирийских курдов, добившихся ощутимых успехов в борьбе за автономию. Приближающиеся президентские и муниципальные выборы только укрепляют в руководстве РПК эти расчеты [50].

Мирному решению курдского вопроса мешает и еще одно важное обстоятельство. Значительное число не только активистов РПК, но и рядовых курдов считают вооруженную борьбу за идеалы курдского национализма не просто законной, но и эффективной. С их точки зрения, политический успех курдских партий на двух последних парламентских выборах во многом обеспечен как раз деятельностью РПК, вооруженной борьбой сторонников Оджалана; более того, даже сам факт переговоров о выводе вооруженных формирований – лишнее подтверждение действенности борьбы с оружием в руках.

Конечно, вооруженная борьба сопряжена с большими человеческими потерями. И многие сторонники движения открыто поддерживают необходимость мирного урегулирования конфликта. Однако лозунги мирного процесса имеют ограниченное действие среди курдов, большинство которых склонно признавать за РПК право на силовые методы сопротивления как пропорциональный ответ на притеснения курдов со стороны турецкого правительства.

Поэтому, помимо электоральных и геополитических расчетов, активность правительства Эрдогана в решении курдского вопроса объясняется и серьезными опасениями, что в среднесрочной перспективе сдерживать курдский национализм будет все труднее. Опытный политик, Эрдоган четко следует правилу, что вести трудные переговоры лучше с сильных позиций, не дожидаясь, пока внешне- и внутриполитический расклад сил изменится в пользу противника. Несмотря на инициативу правительства вести переговоры с РПК, власти отнюдь не демонстрируют готовности удовлетворить основные требования курдов – например, предоставить политическую автономию или освободить Оджалана. События конца 2012 – первой половины 2013 г. лишь подтверждают наличие непреодолимой пропасти между тем, что правительство Эрдогана готово предложить курдам, и тем, чего курдские националисты хотят добиться. Как показали массовые протесты конца мая – начала июня 2013 г., Эрдоган и его правительство нисколько не намерены идти на уступки по принципиальным вопросам и тем более делиться с кем-либо властью. Говоря языком рынка, цена, которую предлагает Эрдоган, явно не соответствует ожиданиям курдов [51].

Не исключено, что РПК не откажется от вооруженной борьбы в той или иной форме до тех пор, пока позиции курдского национализма в Турции не укрепятся настолько, чтобы переговорный процесс с сильных позиций могли вести уже курды. Лидер в мире гэмблинга и покера - 888 холдинг. Сейчас ресурсов для этого недостаточно, но ситуация в регионе может способствовать усилению турецких курдов. Достаточно посмотреть на регион Ближнего Востока, чтобы убедиться в возможности подобного сценария: за последние десять-двадцать лет курды смогли сформировать дееспособные армии во всех четырех частях исторического Курдистана. Свои боевые организации есть у сирийских курдов из Партии демократического союза (Partiya Yekitiya Demokrat), курды из Партии свободной жизни в Курдистане (Partiya Jiyana Azad a Kurdistanê) укрепились в Ираке и сейчас уже активно действуют в Иране. Все это только ставит дополнительные вопросы о перспективности сегодняшнего переговорного процесса [52]: насколько нынешнее замирение станет прологом решения курдского вопроса в Турции или же это будет лишь передышкой для накопления сил перед следующим этапом ожесточенного конфликта?

Примечания:

[1] İşte Meclis Komisyonu’nun terör raporu // Sabah, 29/01/2013; Terör ve Şiddet Olayları Kapsamında Yaşam Hakkı İhlallerini İnceleme Raporu. 24. Dönem 3. Yasama Yılı 2013 (Rapor, Komisyonun 13 Şubat 2013 tarihli toplantısında kabul edilmiştir). Ankara, 2013, s. 56, 54-60. (http://www.tbmm.gov.tr/komisyon/insanhaklari/belge/)

[2] См.: Ozdag, Omit. Turk Ordusu’nun PKK Operasyonları: 1984-2007. İstanbul: Pegasus Yayınları, s. 102-109.

[3] Yegen, Mesut. “Prospective-Turks” or “Pseudo-Citizens”: Kurds in Turkey. // Middle East Journal, Vol. 63, No. 4 (2009), p. 597.

[4] До 1925 г. в Анатолии также происходили волнения курдов. Наиболее известный пример – восстание в Кочгири в 1921 г.

[5] Yavuz, Hakan; Özcan, Nihat. The Kurdish Question and Turkey's Justice and Development Party. // Middle East Policy, Vol. 13, No. 1 (2006), p. 105.

[6] Среди туркологов нет единого мнения, насколько конституционное понятие «турецкой нации» соотносится с этническим, иными словами, заложено ли в нем отрицание других этноконфессиональных меньшинств (в том числе и курдов).

[7] Watts, Nicole. Relocating Dersim: Turkish State-Building and Kurdish Resistance, 1931-1938. // New Perspectives on Turkey, Vol. 23, No. 1 (Fall 2000), pp. 5-30.

[8] Bozarslan, Hamit. Why the Armed Struggle? Understanding the Violence in Kurdistan of Turkey. // The Kurdish Conflict in Turkey. New York: St. Martin's, 2000, pp. 17-18.

[9] Хотя с точки зрения политических и экономических прав курды не выделяются среди граждан Турецкой Республики с другой национальностью, курдские районы Турции традиционно находятся на более низком уровне социально-экономического развития, курдские политические партии существенно ущемлены в своих возможностях выступать на парламентском уровне – за счет высокого процентного барьера и систематических запретов.

[10] К моменту ареста в 1999 г. Абдуллы Оджалана количество жертв конфликта превысил 30 тыс. человек убитыми, из которых большинство являлось гражданскими лицами, было разрушено более 3 тыс. деревень, свыше 2,5 млн. курдов вынуждены были покинуть места пребывания и бежать в другие районы страны либо эмигрировать в соседние страны.

[11] Turkey’s Accession to the EU: - Kurdish Human Rights Project. (https://www.khrp.org/)

[12] Подробнее см.: Кудряшова Ю.С. Турция и Европейский Союз: история, проблемы и перспективы взаимодействия. – М., 2010. С. 51–72.

[13] Kürtçe eğitimde q, x ve w harflerine, sınırlama konursa kabul etmeyiz // Radikal, 05/07/2012

[14] Вплоть до настоящего времени Анкара так и не присоединилась к Рамочной конвенции о защите национальных меньшинств.

[15] «Пилотное постановление» представляет собой окончательное решение по делу, в котором Европейский суд признает нарушение Конвенции, а также устанавливает, что подобное нарушение носит массовый характер вследствие структурной или системной дисфункции правовой системы государства-ответчика, и предписывает этому государству предпринять определенный вид мер общего характера. (См.: Терехов К.И. Пилотные постановления, выносимые Европейским судом по правам человека: введение в системный анализ явления // Правовая мысль: история и современность, 2011, № 4. С. 52-60). Процедура «пилотных постановлений» предполагает, что Европейский суд впредь не выносит постановления по каждому из рассматриваемых дел, а объединяет дела о нарушениях прав со схожей «этиологией» и выносит решение по самой правовой – системной или структурной – проблеме, а не ее следствию – случаям нарушения прав и Конвенции. Суд выносит постановление и формулирует свои рекомендации национальному правительству по решению зафиксированной проблемы, последующие дела по этим вопросам уже не рассматриваются. (Committee of Ministers, Recommendation on the improvement of domestic remedies (Rec(2004)6), 12 May 2004 // Официальный сайт Совета Европы: https://wcd.coe.int/wcd/ViewDoc.jsp?id=743317)

[16] Kurban, Dilek; Gulalp, Haldun. A Complicated Affair: Turkey’s Kurds and the European Court of Human Rights. // The European Court of Human Rights. Implementing Strasbourg’s Judgments on Domestic Policy. Edinburgh: Edinburgh University Press, 2013.

[17] Несмотря на то, что Европейский суд признал 10-процентный барьер для прохождения в парламент одним из самых высоких в Европе, отсутствие общих норм, регламентирующих эту планку даже в странах ЕС, оставляет большое поле для маневра национальным правительствам. (European Court of Human Rights, Сase of Yumak and Sadak v. Turkey. Judgment (Application No. 10226/03), 8 July 2008, http://hudoc.echr.coe.int/sites/eng/pages/search.aspx?i=001-87363#{"itemid":["001-87363"]}).

[18] 4 декабря 2009 г. Конституционный суд Турции лишил мандатов двух депутатов от ПДО – Ахмета Тюрка и Айсель Туглук, что сократило группу прокурдских депутатов и лишило их возможности выступать как парламентская фракция. 11 декабря 2009 г. Конституционный суд издал постановление о роспуске ПДО. (DTP kapatıldı // Sabah, 11/12/2009.)

[19] Цит. по: Sabah, 11/12/2009.

Таким образом, созданная в ноябре 2005 г. Курдская Партия демократического общества (Demokratik Toplum Partisi) просуществовала ровно 4 года и один месяц.

[20] Kapatılan DTP’nin 94 Belediye Başkanı BDP’ye katıldı // Milliyet, 23/12/2009.

[21] 21 июня 2011 г. Высший избирательный совет Турции лишил содержащегося под стражей депутата от ПМД Мехмета Хатипа Диджле депутатского мандата и передал мандат кандидату от правящей ПСР Ойе Эронат. Помимо Диджле, еще 5 депутатов от ПМД находятся под арестом по обвинению в пособничестве деятельности запрещенной Рабочей партии Курдистана (Cumhuriyet, 22/06/2011; Hürriyet, 22/06/2011).

[22] Kürtçe savunma krizi // Milliyet, 19/10/2010.

[23] 30 Ayda KCK’den 7748 Gözaltı, 3895 Tutuklama // BİA Haber Merkezi, 06/10/2011.

[24] См.: Backgrounder on the Union of Communities in Kurdistan, KCK // Democratic Turkey Forum, http://www.tuerkeiforum.net

[25] Türk Ceza Kanunu (Kanun No. 5237, Kabul Tarihi: 26/9/2004) // Resmi Gazete, 12/10/2004 Sayı: 25611, http://www.tbmm.gov.tr/kanunlar/k5237.html

[26] Terörle Mücadele Kanununda Değişiklik Yapılmasına Dair Kanun (Kanun No. 5532, Kabul Tarihi: 29/6/2006 ) // http://www.tbmm.gov.tr/kanunlar/k5532.html

[27] Candar, Cengiz. “Leaving the Mountain”: How may the PKK Lay Down Arms? Freeing the Kurdish Question from Violence. Istanbul: TESEV, 2012, http://www.tesev.org.tr/en/ publications/1/1.

[28] Anayasa değişiklik paketi ve BDP’nin istekleri... // Milliyet, 25/03/2010; BDP’nin AKP’den altı isteği var. // Ankara Haber, 25/03/2010.

[29] 12 Eylül 2010 Anayasa Değişikliği Halkoylaması // T.C. Yüksek Seçim Kurulu. (http://ysk.gov.tr) İllere Göre Anayasa Değişikliği Halkoylaması Sonucu // T.C. Yüksek Seçim Kurulu. http://ysk.gov.tr/ysk/docs/2010Referandum/KesinSonuc/IlSonuclari.pdf

[30] AKP. Türkiye Hazır Hedef 2023. 12 Haziran 2011 Genel Secimleri Beyannamesi // AKP Resmi Sitesi. (http://www.akparti.org.tr/beyanname2011.pdf).

[31] Adalet Bakanlığı, bugün itibarıyla 67 ceza infaz kurumunda açlık grevi eylemi yapan 682 hükümlü ve tutuklu bulunduğunu bildirdi // Akşam, 02/11/2012.

[32] Закон, разрешающий защищаться в суде не только на турецком языке, был принят в январе 2013 г. (Ceza Muhakemesi Kanunu ile Ceza ve Güvenlik Tedbirlerinin İnfazı Hakkında Kanunda Değişiklik Yapılmasına dair Kanun (Kanun No. 6411, Kabul Tarihi: 24/1/2013) // Resmî Gazete, 31/01/2013 (Sayı: 28545)).

[33] Yayman, Huseyin. Turkiye’nin Kurt Sorunu Hafızası. Ankara: SETA Yayınları, 2011, s. 21.

[34] Подробнее см.: Шлыков П.В. Турция после выборов 2011 г.: парадоксы политического развития под властью Партии справедливости и развития. // Перспективы. Фонд исторической перспективы. (http://perspektivy.info)

[35] Uludere olayı için hükümetten ilk tepkiler! // Gazete Habertürk, 30/12/2011; Uludere katliamı. // Radikal, 30/12/ 2011.

[36] Beklenen Parti: HÜR DAVA PARTİSİ. // Doğru Haber, 30/11/2012, http://www.dogruhaber.com.tr

[37] Вместе у ПСР и ПМД – 355 мандатов, что несколько меньше конституционного большинства в 2/3 (367), необходимого для принятия новой конституции, однако с запасом перекрывает 3/5 состава меджлиса (330), требуемого для объявления референдума.

[38] Iraq and the Kurds: The High-Stakes Hydrocarbons Gambit // Middle East Report № 120, April 19, 2012. (International Crisis Group, http://www.crisisgroup.org).

[39] Syria’s Kurds: A Strug­gle within Struggle // Middle East Report № 136, January 22, 2013 (International Crisis Group, http://www.crisisgroup.org).

[40] Sarısözen, Veysi. Kürtlüğü inkar için Türklüğü inkar edenler // Özgür Gündem, 17/02/2013.

[41] Ocalan’a Ev Hapsi iddiasına Yanıt. // Hürriyet, 6/01/2013.

[42] Sabah, 25/02/2013.

[43] Er, Erdal. Roboski’yi Sahipsiz Bırakmayın. // Özgür Gündem, 20/12/2012.

[44] Durukan, Namik. İmralı Zabıtları // Milliyet, 28/02/2013.

[45] Показательно в этом отношении заявление Нуреддина Софи, командующего Силами народной обороны (Hêzên Parastina Gel – HPG) – боевого крыла РПК о готовности продолжать вооруженную борьбы с правительственными войсками, учесть ошибки прошлых лет и выстроить более успешную стратегию борьбы на ближайший период (Sofi: Önder Apo’nun emrindeyiz. // Fıratnews.com, 21/02/2013, http://www.firatnews.com/news/guncel/sofi-onder-apo-nun-emrindeyiz.htm)

[46] Diyarbakır’da 13 şehit // Anadolu Ajansı, 14/07/2011.

[47] В качестве примера можно привести высказывания председателя исполнительного совета Ассоциации обществ Курдистана (Koma Civakên Kurdistan – KCK) Мурата Карайылана. В ответ на многочисленные призывы Эрдогана к лидерам РПК оставить оружие и покинуть Турцию Карайылан отмечал в своем интервью: «Кто кого из страны должен выгонять? Это наша земля, наша страна. Вы пришли на нашу землю. Вы – завоеватели. Если кому и необходимо покинуть эту страну, так это именно вы. <…> В сложившейся ситуации мы не очень верим в искренность мирных инициатив правительства ПСР» (Karayılan: İşgal kuvvetisiniz, burası bizim ülkemiz // Fıratnews.com, 23/03/2013, http://www.firatnews.com).

[48] Лидеры РПК постоянно подчеркивают, что не откажутся от борьбы и не согласятся покинуть Турцию [Karayılan’dan Erdoğan’a: Asıl siz çekin gidin ülkemizden. // Fıratnews.com, 01/01/2013, http://www.firatnews.tv/].

[49] Процессу вывода боевиков предшествовало обращение Абдуллы Оджалана 21 марта 2013 г. во время празднования Новруза, в котором пожизненный лидер РПК призвал сложить оружие. Обращение стало результатом долгих секретных переговоров между правительством Эрдогана (в лице Национальной разведывательной организации) и Оджаланом.

[50] Karayılan: Karar almamız kolay değil // Fıratnews.com, 06/03/2013, http://www.firatnews.com/.

[51] Yargı Paketi Özgürlüğe Açılmıyor // Bianet.org, 26/02/2013, http://www.bianet.org/.

[52] Обещания Оджалана собрать новые силы из 50 тыс. бойцов, если правительство не пойдет на условия курдов, лишнее подтверждение хрупкости наметившегося затишья [Milliyet, 28/02/2013]. 

Читайте также на нашем портале:

«Ближневосточная политика Турции в контексте «арабской весны»» Павел Шлыков

«Турция после выборов 2011 г.: парадоксы политического развития под властью Партии справедливости и развития» Павел Шлыков

«Региональная неоднородность Турции: социально-экономический и политический аспекты» Наталья Ульченко

«Турция на пути в Евросоюз: надежды и разочарования Анкары » Вячеслав Шлыков

«Из-за пределов — в пределы. Турция в Европе» Каглар Кейдер

«Радикальные исламисты Турции» Антон Разливаев

«Экономика Турции и ее соответствие критериям ЕС» Мария Савельева

«Испания: испытание Каталонией» Сергей Хенкин

«Национальный фактор в эпоху глобализации. Часть 4. Политические функции национальных делений и глобализирующийся «миропорядок»» Екатерина Нарочницкая

«Баскский национализм: метаморфозы развития» Сергей Хенкин

«Русинская брешь в проекте украинской нации» Олег Неменский

«Русины в истории: прошлое и настоящее» Сергей Суляк

«Поиск политического равновесия. Эволюция партийной системы Турции в период Третьей Республики (1983-2009)» Вячеслав Шлыков


Опубликовано на портале 26/06/2013



Мнения авторов статей могут не совпадать с мнением редакции

[ Главная ] [ Карта портала ] [ Поиск ] [ Наши авторы ] [ Новости Центра ] [ Журнал ]
Все права защищены © "Перспективы", "Фонд исторической перспективы", авторы материалов, 2011, если не обозначено иное.
При частичной или полной перепечатке материалов ссылка на портал "Перспективы" обязательна.
Зарегистрировано в Роскомнадзоре.
Свидетельство о регистрации средства массовой информации: Эл № №ФС77-61061 от 5 марта 2015 г.

Яндекс.Метрика