Специально для портала «Перспективы»

Владимир Оленченко

Банковский сектор стран Балтии как фактор развития местных экономик


Оленченко Владимир Анатольевич – старший научный сотрудник ИМЭМО РАН, кандидат юридических наук.


Банковский сектор стран Балтии как фактор развития местных экономик

В банковской сфере Латвии, Литвы и Эстонии безраздельно доминируют транснациональные финансовые корпорации Северной Европы. Такая структура банковского сектора – готовый механизм формирования тенденций в прибалтийских экономиках. Выбор направлений предпочтительного кредитования, например, позволяет стимулировать рост тех отраслей, которые не составляют конкуренции материнскому капиталу. Североевропейский фактор серьезно влияет и на положение балтийских государств в Евросоюзе, на их перспективы в контексте долгового кризиса ЕС.


Банковский сектор Прибалтики в нынешнем виде представляет собой относительно новый элемент финансового ландшафта Европы, обладающий рядом примечательных особенностей. Его появление относится к началу 1990-х годов, когда Латвия, Литва и Эстония были признаны международным сообществом как отдельные государства и приступили к формированию собственных органов власти. Закон о Банке Латвии (как основном элементе латвийского банковского сектора) вступил в силу 19 мая 1992 г., закон о Банке Литвы обрел юридическую силу 1 декабря 1994 г., закон о Банке Эстонии начал действовать 18 июня 1993 г [1].
В отличие от других членов Евросоюза, эти страны прежде не обладали автономной национальной банковской системой. Имевшаяся у них структура была скроена как вспомогательная и являлась интегральной частью банковского сектора Советского Союза, построенного по принципу государственной монополии. Более того, Литва, например, в 1990–1993 гг. в финансовом отношении продолжала оставаться в составе рублевой зоны, а ее национальную денежную единицу олицетворяли временные талоны. В Латвии в тот период действовал так называемый латвийский рубль.
Соответственно, нельзя было говорить о наличии у стран Балтии опыта управления банковской системой, объединяющей частные кредитные учреждения. Отсутствовали кадры, обеспечивающие функционирование подобной системы, не было национальной валюты. Практически по всем основным параметрам, характеризующим банковские системы в том понимании, в котором они существуют в Западной Европе, наблюдались нулевые показатели.
Даже после принятия деклараций о политической независимости в 90-х годах ХХ столетия, Прибалтика какое-то время оставалась экономически тесно связанной с другими республиками, входившими в Советский Союз. На них в советское время было ориентировано 95% торгово-экономического оборота каждой из стран Балтии. Эти связи, инициируемые и регулируемые из Москвы, обеспечивали их экономическое благополучие в составе СССР. Остальные 5% приходилось на взаимную торговлю между ними, и примерно на таком же уровне она остается и в настоящее время (если не учитывать сделки между компаниями, именуемыми прибалтийскими, но в действительности принадлежащими иностранному капиталу) [2].
Для сравнения можно обратиться к экономической интеграции североевропейских государств – ближайших соседей прибалтийских республик. Скандинавские страны и Финляндия тесно связаны между собой во многих сферах, при том что их история изобилует междоусобными конфликтами и войнами. В настоящее время общий товарооборот между ними оценивается в размере более 20% от объема внешнеэкономических связей каждой из этих стран. Даже простое сопоставление цифр (20% и 5%) демонстрирует принципиальную разницу в степени региональной интегрированности стран Северной Европы и стран Балтии.
Скромные показатели взаимного товарооборота стран Балтии свидетельствуют, в частности, о том, что так называемое прибалтийское единство, широко пропагандируемое в евроатлантическом пространстве (там рассматривают его прежде всего как противовес «российской угрозе»), не имело и не имеет твердой экономической основы, а в отношениях между однотипными экономиками стран Балтии всегда преобладало соперничество, а не сотрудничество. Эти цифры дают также некоторое представление о том, от чего прибалтийские республики отказались (95% всего товарооборота) на пути добровольной евроатлантической переориентации. (Существовавшая, например, альтернатива присоединения к СНГ не требовала демонтажа действовавшей тогда сбалансированной структуры экономики и разрушения внешнеэкономических связей.)
Упомянутые обстоятельства детерминировали ключевые аспекты становления банковских секторов Латвии, Литвы и Эстонии. Во-первых, формирование национальных банковских секторов сопровождалось масштабной деиндустриализацией, то есть упразднением и закрытием тех хозяйственных объектов, производство и сбыт которых были связаны с постсоветским пространством. Экономики прибалтийских республик из производящих преобразовывались в потребляющие. Во-вторых, банковские системы создавались параллельно, и каких-либо попыток со стороны национальных капиталов придать им общебалтийский характер не отмечалось. В-третьих, действия каждой из стран Балтии были очень схожи: их основные усилия направлялись на возрождение банков, созданных и функционировавших в короткий период между двумя мировыми войнами (1918–1940 гг.). Данное направление себя не оправдало: банки того периода не соответствовали по профилю современным реалиям, так как в основном были ориентированы на кредитование сельского производства и смежных с ним отраслей. В-четвертых, одновременно с возрождением межвоенных банков наблюдался бум создания мелких частных банков, руководствовавшихся принципами «дикого капитализма». Только после вступления в силу законодательного регулирования (1992–1994 гг.) формирование банковского сектора Прибалтики стало приобретать цивилизованный характер.
Однако финансовые и экономические метаморфозы в первые годы после распада Советского Союза протекали неспешно и даже замедленно. К примеру, национальные валюты появились только спустя 2–3 года после провозглашения независимости. Латвийский лат выпущен в обращение 5 марта 1993 г., литовский лит – 25 июня 1993 г. Эстонская крона применялась с 1992 г. Но даже введение в оборот национальных валют не привнесло видимого ускорения в экономическое реформирование [3].
Фактором, первоначально сдерживавшим предпринимательскую активность и препятствовавшим распространению иностранного капитала на прибалтийском рынке в целом и банковском в частности, было ощущение политической и экономической неопределенности, господствовавшее в то время как в странах Западной Европы, так и на постсоветском пространстве. Первоначально обе стороны откровенно сомневались в реальности случившегося распада СССР и «лагеря социализма». Западные государства, отдавая должное бесспорному на тот период громадному потенциалу Советского Союза, не исключали возможности реверсивного движения событий – если не до восстановления прежнего статус-кво, то, по крайней мере, до закрепления в том или ином виде стран социалистического лагеря и бывших республик в качестве сфер влияния России как правопреемницы Советского Союза. Яркой иллюстрацией атмосферы неопределенности в международных отношениях той эпохи могут служить декларации стран евроатлантического сообщества в отношении будущего НАТО. Они не выходили за рамки отношений между главными участниками холодной войны, в частности, представители североатлантического альянса инициативно заверяли в приверженности сложившимся в то время стереотипам, предусматривавшим разделение мира на два лагеря. Наиболее ярким примером, характеризовавшим в концентрированном виде складывавшуюся в то время ситуацию, видится то, что в НАТО посчитали возможным перейти к новой Стратегической концепции деятельности блока только в 1999 г., то есть спустя почти 10 лет после известных драматических событий внутри и вокруг СССР в начале 90-х годов ХХ столетия [4].
Такое ощущение не могло не передаваться руководителям, предпринимателям и просто жителям стран Балтии, где на рубеже 1990-х годов шла острая полемика о перспективах экономического и политического устройства. Наблюдалось размежевание между тремя большими группами: приверженцами социалистического пути развития, сторонниками перехода к рынку и теми, кто полагал, что возможен третий путь, сочетающий элементы рыночного и социалистического укладов. Это дополнительно тормозило формирование банковского сектора.
Даже кристаллизация политической обстановки в России после известного прекращения деятельности Верховного Совета военными средствами в 1993 г. и применение в российской экономике шоковой терапии не развеяли полностью сомнения североевропейского капитала в отношении своей безопасности в Прибалтике. Так, финансисты Швеции и Финляндии, несмотря на экономический кризис начала 1990-х годов, вызванный так называемым пузырем на рынке недвижимости этих стран (что диктовало настоятельную необходимость вывода капитала в другие страны), первоначально с большой опаской относились к инвестированию средств в банковский сектор стран Балтии. У других ближайших соседей – России, Польши, Белоруссии – не наблюдалось масштабных намерений по освоению прибалтийского рынка, так как эти страны в то время сами только примерялись к рыночным условиям.
Первопроходцами на прибалтийском банковском рынке стали преимущественно немецкие банки. Видимо, сработала «историческая память» недавних времен, когда Германия владела эстонскими, латвийскими и частично литовскими (Мемель, с 1923 г. включенный в состав Литвы и теперь известный как Клайпеда) землями. В середине 1990-х годов в Прибалтике появились немецкие банки «Norddeutsche Landesbank Girozentrale», «Bayerische Hypo – und Vereinsbank AG», «Anlage & Privatbank AG» и другие. Однако они не относились к первому эшелону немецкого банковского сектора и не смогли составить серьезную конкуренцию шведским банкам, пришедшим на прибалтийский рынок во второй половине 90-х годов.
Тут привлекают внимание некоторые временные совпадения. Рассмотрение вопроса о членстве стран Балтии в Евросоюзе и принятие положительного решения на этот счет приходятся на те годы, когда в ЕС председательствовали Финляндия (1999 г.) и Швеция (2001 г.). Несомненно, членство прибалтийских республик в ЕС представляло собой гарантию безопасности североевропейского капитала в этом регионе.
Другим инструментом, укреплявшим такую гарантию и появившимся примерно в те же сроки, можно считать финляндскую инициативу «Северное измерение» (Northern Dimension (ND)) по углублению и усилению единства стран Северной Европы. Программа «Северное измерение была предложена в 1997 г., принята к исполнению в 1999 г. и реализуется с того времени уже как часть политики Евросоюза [5].
Начало и середина 2000-х годов отмечены в Прибалтике рекордными темпами увеличения ВВП. Эта динамика часто приводилась зарубежными и отечественными авторами как пример быстрого роста экономик, вышедших из Советского Союза и взявших ориентир на Западную Европу. Высокие цифры ВВП Латвии, Литвы, Эстонии использовались и для демонстрации замедленного развития других бывших советских республик, которые, в отличие от стран Балтии, предпочли объединиться в СНГ. Однако анализ структуры прибалтийского ВВП свидетельствует о том, что он в то время представлял в основном услуги финансового характера, оказываемые североевропейскими банками, а именно – кредиты на сверхльготных условиях. Другими словами, упомянутую динамику можно рассматривать как отражение масштабов и темпов экспансии североевропейского капитала в Прибалтике.
В середине 2000-х годов, когда североевропейский капитал уверился в безопасности ведения финансовой деятельности в Прибалтике, он активизировал экспансию не только за счет оттеснения национальных прибалтийских финансистов, но и путем поглощения банков, принадлежавших несевероевропейскому капиталу. В 2000-х годах в результате проведенных североевропейцами демпинговых операций, а также операций слияния и поглощения, на банковском рынке Прибалтики не осталось других крупных иностранных участников. Прежде всего были вытеснены германские банки. Так, банк «Bayerische Hypo – und Vereinsbank AG» обанкротился, «Anlage & Privatbank AG» свернул свой бизнес в Прибалтике, а «Norddeutsche Landesbank Girozentrale» был вынужден слиться с норвежским банком NOR на правах младшего партнера. Первоначально новый банк имел двойное название – NORD/LB, учитывающее интересы и немцев и норвежцев, однако в дальнейшем североевропейская ветвь возобладала, и с июня 2011 г. этот банк, как и стоящая за ним норвежская финансовая группа, именуется NOR [6].
Все эти факторы и повлияли на формирование нынешней структуры банковского сектора Прибалтики. В каждой из прибалтийских республик сложился в меру компактный, ориентированный на экспансию банковский сектор, который отвечает соответствующим требованиям Европейского союза. В количественном выражении его основными структурными единицами выступают: коммерческие банки (Латвия – 22, Литва – 9, Эстония – 6), филиалы банков (Латвия – 10, Литва – 12, Эстония – 11), представительства банков (Латвия – 8, Литва – 2, Эстония – отсутствуют), кредитные союзы (Латвия – 34, Литва – 72, Эстония – отсутствуют), организации по обслуживанию электронных платежей (Латвия – 8, Литва, Эстония – в банковский сектор не включаются) [7].
Банки, зарегистрированные в странах Европейского союза, могут, не учреждая филиалов в Латвии, Литве и Эстонии, проводить в их пространстве трансграничные операции.
В настоящее время в Прибалтике доминируют банки, контролируемые иностранным капиталом. Господствующее положение среди них занимают четыре североевропейских: «Swedbank» и SEB (Швеция), DNB (Норвегия), «Nordea Bank» (Финляндия). Так, в Латвии общая доля перечисленных банков составляет 64,7% местного банковского рынка, в Литве – 77,6%, в Эстонии – 88,7%. Срединное положение между североевропейскими и национальными банками занимают относительно небольшие банки с преимущественным наличием иностранного капитала. На долю банков с преобладанием национального капитала в Латвии приходится 19,0%, в Литве – 4,3%, в Эстонии – 3,1%. (За расчет доли взята величина кредитного портфеля.) [8, 9]
Подавляющее большинство «легковесов» занимается нишевым бизнесом (в частности, отраслевым кредитованием), в то время как деятельность североевропейских банков носит универсальный характер и охватывает все сферы банковских услуг.
Уязвимость банков местного капитала не только в том, что североевропейские обладают большим опытом и более весомыми средствами. Главное, что вторые по международной классификации относятся к транснациональным компаниям и обладают статусом корпораций, то есть олицетворяют, скажем, капитал не только шведский, но и других стран. Число их акционеров достигает порядка сотен тысяч человек.
Доминирование иностранного капитала в национальной экономике, а особенно в банковском секторе, традиционно воспринимается как негативное явление. В самом деле, возможные выгоды от финансовой или экономической деятельности иностранный капитал относит на свой счет, оставляя национальной экономике лишь небольшую часть заработанного, которая, как правило, равняется размеру налога. При этом существуют условия и приемы минимизации доли, причитающейся национальной экономике. К примеру, в Эстонии налог не взимается с прибыли, рефинансируемой в производство. В североевропейских странах предприниматели именуют Эстонию «прибалтийским оффшором».
В более общем смысле иностранный капитал формирует такую структуру экономики страны, которая обеспечивает ему наибольшую норму прибыли. Для Прибалтики подобным инструментом стали широко доступные ипотечные кредиты. Небольшая величина процентов по ним компенсируется сроками погашения, растянутыми до 40 лет. Условия ипотеки составлены так, что досрочный возврат долга наказывается штрафами, размеры которых ставят под сомнение целесообразность досрочного погашения. В результате одним из ключевых элементов национальных экономик стало строительство и связанные с ним производства: мебельное, стройматериалов, бытовых электроприборов. Проблема в том, что на данный момент потенциал ипотечного строительства исчерпан, что привело к торможению, а затем и спаду всей экономики стран Балтии.
Другой инструмент влияния североевропейского финансового капитала в Прибалтике – аналитические материалы, регулярно выпускаемые банками и широко распространяемые в предпринимательских кругах. Различного рода обзоры и исследования предоставляются в еженедельном, ежемесячном, квартальном и годовом форматах и затрагивают наиболее актуальные национальные, региональные и мировые проблемы. Знакомство с ними ненавязчиво подводит читателей к мысли о проблематичности экономик непосредственных соседей Прибалтики – России, Белоруссии, Польши, что порождает сомнения в их надежности как торгово-экономических партнеров. Одновременно демонстрируется стабильность развития североевропейских экономик.
В настоящее время в прибалтийских республиках норма прибыли имеет устойчивую тенденцию к снижению, что побуждает североевропейских финансистов перенаправлять капитал в другие места, где норма прибыли выше. К примеру, шведская финансовая группа «Swedbank» в 2011–2012 гг. трансформировала свои дочерние банки в Прибалтике в филиалы, что позволило заметно сократить вложенный капитал и большую его часть вывезти из прибалтийских стран, сведя до минимума средства, подпадающие под местную юрисдикцию. Видимо, перспективы восстановления прибалтийских экономик кажутся североевропейскому финансовому капиталу далеко не радужными, поскольку та же «Swedbank» изучает возможности вывода из Прибалтики даже операционной деятельности и серверов, с тем чтобы управлять деятельностью банков и средствами дистанционно – из Швеции [10].
Отдельного рассмотрения заслуживают факторы, формирующие направления и динамику деятельности прибалтийского банковского сектора. В частности, следует учитывать, что иностранные банки руководствуются целями двоякого рода: либо продиктованными национальными особенностями стран, откуда они происходят, либо вызванными межкорпоративной конкуренцией. В первом случае банковский сектор стран Балтии начинает приспосабливаться к стратегии и тактике экономического развития доминирующих стран. Во втором – втягивается в международную конкурентную борьбу, последствия которой для национальных экономик проблематичны и непредсказуемы. К примеру, в условиях кризиса в зоне евро наблюдается повышение рейтингов скандинавских и в целом североевропейских банков в противовес южноевропейским, что повышает спрос на кредиты из Северной Европы. Средства же для кредитования североевропейские банки аккумулируют в том числе за счет перевода части капиталов из дочерних банков. В результате сужается объем кредитования на прибалтийском банковском рынке.
Еще один фактор – конкуренция заемщиков. Естественно, что иностранные банки предоставляют льготные кредиты предпринимателям из своих стран, что помогает тем закрепляться на местном рынке. Такие заемщики банкам более выгодны, так как они находятся в одном с ними поле юридической ответственности, что дополнительно гарантирует возврат кредитов. Кроме того, доходы, получаемые на местном рынке, такие заемщики размещают опять же в своих банках. Местная же экономика в данных случаях вынуждена довольствоваться лишь налогами, уплачиваемыми иностранными банками и иностранными предпринимателями.
Играет также роль состояние экономики в странах происхождения. При этом наблюдается обратная зависимость. Так, интерес к рынку Прибалтики североевропейский капитал проявил тогда, когда в Швеции и Финляндии произошел кризис, вызванный перегревом на рынке недвижимости. Этот кризис сопровождался снижением нормы прибыли практически во всех отраслях, в первую очередь в банковской. Очередной же цикл подъема экономики в североевропейских странах естественно требует дополнительных средств, которые банки и заимствуют у своих дочерних банков в других странах, в том числе в Прибалтике.

* * *
Если внимательно наблюдать за маневрами иностранного капитала, особенно когда он представляет интересы транснациональных корпораций, можно заблаговременно выявлять международные тенденции, в том числе тревожного характера. К примеру, в 2006–2007 гг. скандинавские банки SEB и «Swedbank» в Латвии, Литве и Эстонии приступили к созданию аффилированных с ними компаний, специализирующихся на недвижимости, которым в дальнейшем стали передавать недвижимость, заложенную по просроченным кредитам (то есть кредитам, проценты по которым не выплачивались в срок и в договорных объемах). Обычно такой прием свидетельствует о том, что кредитующие банки предвидят нарастание объема просроченных кредитов и стараются сохранить репутацию в банковском мире и среди потенциальных заемщиков. Учитывая сроки маневров, они могли рассматриваться в качестве косвенного признака надвигавшегося глобального кризиса 2008–2010 гг. Однако представители прибалтийских властей категорично отвергали возможность кризиса для своих экономик и не предпринимали превентивных мер по смягчению надвигавшегося спада в экономике.
Иногда действия иностранных банков могут прогнозировать глубину и масштабы будущих социально-экономических изменений в стране. К примеру, в канун кризиса 2008–2010 гг. шведская банковская группа SEB продала здания и помещения, занимаемые ее дочерними банками в Прибалтике, специально созданным компаниям по управлению недвижимостью, а затем взяла эти же здания и помещения в аренду. Юридический смысл сделки видится в том, что в случае обострения социальной напряженности в стране и возможных претензий к SEB, в том числе на правительственном уровне, дочерним банкам не придется отвечать недвижимостью. Кроме того, этот ход предоставлял шанс для сохранения положительного баланса банка в условиях резкого падения цен на недвижимость и обесценения активов.
Мировой финансово-экономический кризис и последовавший за ним кризис суверенного долга в зоне евро обострили конкурентную борьбу в банковском секторе Прибалтики, включая усложнение отношений между доминирующими здесь двумя шведскими банками. В разных прибалтийских республиках эти банки чувствуют себя по-разному. Так, в Литве по доле в местном кредитном портфеле безусловным лидером выступает банк SEB. В Эстонии другой флагман – «Swedbank», который с конца 2001 г. трансформирован в филиал, что не поколебало его ведущие позиции: он по-прежнему занимает половину эстонского банковского рынка.
В этой связи некоторые эксперты склонны предполагать, что между шведскими банками существует негласное соглашение о разделе сфер влияния на прибалтийском рынке, то есть своего рода картельное соглашение. Однако эта версия не находит аргументированного подтверждения. Каждый из североевропейских банков, представленных в Прибалтике, при обнародовании своих региональных стратегий подчеркивает, что Латвия, Литва и Эстония рассматриваются им как единый конгломерат. К примеру, шведская финансовая группа «Swedbank» без обиняков называет страны Балтии своим внутренним рынком (home market), не обращая внимания на национальные и государственные особенности прибалтийских республик. Аналогичной концепции придерживаются и остальные финансовые группы североевропейских стран: SEB, «Svenska Handelsbanken» (Швеция), DNB (Норвегия), «Danske Bank» (Дания), «Nordea Bank», «OP-Pohjola» (Финляндия) [11].
Одна из проблем иностранного капитала в Прибалтике – небольшая емкость рынков кредитования, которые на данный момент, как свидетельствуют данные, близки к заполнению. Вместе с тем нельзя утверждать, что североевропейская экспансия исчерпала свой потенциал. Скорее всего, сейчас наблюдается пауза, обусловленная как континентальным, так и общемировым торможением экономических процессов.
Если оценивать банковский сектор стран Балтии по месту функционирования, то его вполне можно называть латвийским, литовским и эстонским. Если же применить критерий национальной принадлежности банков, то он окажется сегментом североевропейского банковского сектора, тем более что шведские и финляндские финансовые группы именно так объясняют свое присутствие в Прибалтике.
Отмеченная двойственность и прибалтам, и североевропейцам видится весьма удобной при формировании и обнародовании экономических оценок. К примеру, если надо показать рост ВВП в странах Балтии, достаточно обратиться к цифрам оборота денег североевропейских банков в прибалтийском пространстве, выдвинув их на первый план и представив как достижение местных экономик. К примеру, недавно Эстония позиционировала себя как наиболее успешная экономика Евросоюза, которая по итогам 2011 г. добилась прироста ВВП около 7%. Секрет же кроется в том, что группа SEB по итогам 2011 года почти удвоила свою прибыль в Эстонии, достигнув 94,4 млн евро., которая годом раньше была 49,1 млн евро [12].
И наоборот, североевропейским финансовым группам легко избежать неприятных объяснений со своими акционерами по поводу не слишком высоких дивидендов, сославшись на трудности в прибалтийском сегменте, требующем сил и средств.
Двойственность прибалтийского банковского сектора – это уже готовый механизм формирования тенденций в прибалтийских экономиках. Выбор отраслей и сфер предпочтительного кредитования позволяет стимулировать развитие тех производств, которые не составляют конкуренции материнскому капиталу.
К примеру, литовские власти заинтересованы в строительстве на своей территории АЭС, которая, как и прежняя (Игналинская, закрытая по требованию ЕС 01.01.2010 г.), могла бы быть источником доходов при экспорте электроэнергии за рубеж. Североевропейские же банки уклоняются от предоставления кредитов и займов под этот выгодный Литве замысел. Причина в том, что Швеция и Финляндия, доминирующие в банковском секторе Прибалтики, являются крупными представителями атомной энергетики в регионе и заинтересованы в привлечении североевропейских банков к реализации проектов по соединению энергосистем стран Балтии со своими энергосистемами. Так, уже действует энергокабель Estlink, соединяющий Финляндию с Эстонией, который финны хотели бы продлить до Латвии и Литвы. С шведской стороны, в свою очередь, выдвинут проект энергокабеля между Швецией и Литвой, предполагающий, что через него будет поступать электроэнергия и в Латвию. В перспективе Прибалтика может стать полем конкурентной борьбы между шведскими и финляндскими энергокомпаниями, что неизбежно будет сопровождаться усилением соперничества между финансовыми группами обеих стран.
В конце 1990-х – начале 2000-х годов скандинавские и частично финляндские банки использовали Прибалтику как плацдарм для распространения своей деятельности на постсоветском пространстве. Например, считавшийся литовским «Вильняус банк» – более 98% его акций принадлежали шведской финансовой группе SEB – приобрел в то время небольшой банк на Украине («Аджио») и открыл филиал в Калининградской области [13].
Прибалтийские политики, общественные деятели, предприниматели стремились повысить свою значимость в глазах новых западноевропейских партнеров и настойчиво внушали им, что только они обладают глубоким пониманием российского менталитета и, соответственно, способны умело отстаивать западные интересы в России. Этот тезис устраивал североевропейцев, которые исторически и генетически привыкли дистанцироваться от России, но хотели бы вести там бизнес. Одновременно представители Прибалтики в России проводили мысль о том, что развитие экономических отношений с прибалтийскими республиками способно обеспечить российскому бизнесу безболезненное обустройство в Западной Европе. Эта мысль не вызывала в России отторжения, поскольку российский бизнес действительно искал пути налаживания деловых отношений с западноевропейцами, а страны Балтии еще не воспринимались как нечто инородное.
В результате в России (особенно после кризиса 1998 г.) сложился привлекательный имидж прибалтийских банков, которые в общественном сознании ассоциировались с выгодностью вкладов, надежностью, географической близостью, возможностью банковского обслуживания на русском языке. Однако североевропейцы быстро поняли, что работают на авторитет прибалтийских республик, тезис которых об их особых отношениях с Россией малообоснован, и поэтому банки в Прибалтике обрели свое истинное название.
В настоящее время латвийские, литовские, эстонские банки в своих национальных банковских секторах являются аутсайдерами по отношению к североевропейским финансовым группам. Доля каждого из них измеряется в лучшем случае несколькими процентами. Тем не менее они умело поддерживают свой авторитет и по-прежнему привлекают значительные суммы россиян в виде вкладов. К примеру, эстонский банк «Eesti Krediidipank», на который в национальном банковском секторе приходится 2,39 % всей банковской деятельности Эстонии, в 2011 г. увеличил объем вкладов на 94 млн евро [14]. Правда, из финансового баланса банка не понятно, куда инвестированы фондированные через вклады деньги, так как объем выданных кредитов не вырос. Следовательно, остается неясным, из каких средств банк будет возвращать вклады и выплачивать проценты по ним. Однако рядовой вкладчик не анализирует банковские отчеты и уверенно ожидает прибыли на вложенные им деньги. Другой пример – латвийский банк «Rietumu», призывающий российских вкладчиков размещать в нем свои деньги и убеждающий их, что Латвия может выступить полноценной заменой Кипра. Латвия вообще позиционирует себя как банковский центр Балтии для российских предпринимателей и частных лиц. Настойчивость и изобретательность прибалтийских банков, побуждающих российских вкладчиков размещать деньги на их счетах, заслуживает внимания. В частности, фондировать ресурсы так дешевле и проще, чем выпускать ценные бумаги или искать другие варианты. В этом смысле для российских банков в их международной деятельности было бы полезно изучать и применять (по крайней мере, на постсоветском и постсоциалистическом пространстве) приемы пиара, используемые прибалтийскими банками в России.
Североевропейские же финансовые группы отдают предпочтение Эстонии. В частности, шведские корпорации SEB и «Swedbank» установили, что их банки, расположенные в Таллине, будут на постоянной основе играть роль центра управления всеми их банками в Прибалтике. Данное обстоятельство отчасти проясняет, почему Эстонии было отдано предпочтение среди прибалтийских республик при решении вопроса о расширении за ее счет зоны евро (с 01.01.2011 г.). Прибыль ведущих шведских банков концентрируется в Эстонии в евро, что позволяет заметно экономить на валютных курсах и обеспечивает мобильность дальнейшего инвестирования.
Правовой основой формирования шведскими финансовыми группами своего банковского центра в Эстонии послужили отдельные положения рамочного соглашения Базельского комитета по надзору за банковскими учреждениями, известного под названием Базель II, которые были оформлены директивой ЕС (capital adequacy directives, CAD–3) о достаточности капитала от 2007 г. Немаловажно, что в обоих документах прописано верховенство органов надзора стран происхождения банковского капитала (банки и филиалы) над органами надзора стран, принимающих банковский капитал (банки и филиалы), коими выступают Латвия, Литва, Эстония [15].
Здесь нелишне остановиться и на отношении стран Балтии к своему членству в ЕС, которое ведет отсчет с 01.05.2004 г. Судя по недовольным высказываниям прибалтийских должностных лиц, они ожидали, что Евросоюз станет своего рода СССР-2, где бесперебойно и щедро будут поступать дотации на внутреннее развитие, а к капризам стран Балтии отнесутся снисходительно. Подобная модель какое-то время действительно практиковалась в ЕС. Однако в настоящее время в Евросоюзе не наблюдается предпочтительного внимания к прибалтийским политическим амбициям – в большинстве случаев их просто игнорируют. В свете мирового кризиса 2008–2010 гг. и нынешнего кризиса в зоне евро уверенно можно говорить о довольно коротком периоде прибалтийского благополучия в ЕС, который продолжался с 2004 по 2008 г. Между тем руководство прибалтийских республик независимо от своей политической ориентации (и консерваторы, и центристы, и трудовики) всегда рассматривало членство в ЕС как высший приоритет и апофеоз своей деятельности.
Новой, общей для Прибалтики и быстро набирающей силу тенденцией становится определенная ревизия отношения к Евросоюзу в целом и отдельным аспектам его деятельности. Если ранее сомнения в мощи ЕС и преимуществах членства в нем воспринимались в странах Балтии как крамола и даже как антигосударственная пропаганда, то сейчас быстро ширится прослойка людей, относящих себя к евроскептикам. Особенно беспокоит прибалтийские республики то, что рамочный бюджет ЕС на 2014–2020 гг. предполагает существенное сокращение дотаций и ограничение финансирования разного рода проектов в Прибалтике.
Далеко не во всем оправдавшиеся надежды на выгоды от членства в Евросоюзе диссонируют с сохраняющимися намерениями Латвии и Литвы ввести евро. Европейский экономический и валютный союз (ЭВС, неофициальное название – зона евро) до недавних пор воспринимался как константа экономической мощи ЕС. Его ключевыми элементами выступают предохранители от валютных рисков, то есть, рисков, возникающих при изменении курса валют при выполнении сделок, и экономия на операциях по обмену валют, которую эксперты оценивают в 40–50 млрд евро. Благоприятное функционирование ЭВС в течение более 10 лет породило у ряда стран-участников неоправданное ощущение того, что этот механизм универсален и способен выполнять свои функции в любых обстоятельствах – в частности, при превышении установленных для него нормативов участия. В то же время нынешняя разбалансировка механизма ЭВС, вызванная неумелым его использованием отдельными странами, не опровергает его самоценности и не отпугивает членов ЕС, готовых твердо следовать требованиям по его применению.
Понятно, что указанные преимущества ЭВС приобретают практический смысл при оперировании большими суммами денег, что относится к компетенции крупного бизнеса, который в Прибалтике олицетворяет в основном североевропейский финансовый капитал.
Вопрос о присоединении стран Балтии к ЭВС (зоне евро) обострил мировой кризис. Попав в поле экономической турбулентности, прибалтийский национальный бизнес затребовал у своих правительств поддержки в виде проведения девальвации национальных валют, что улучшило бы экспортные возможности местных предпринимателей. Инициатором выступила Латвия, где национальные предприниматели считали оптимальной девальвацию латвийского лата на 30–40% (это вызвало бы, по мнению прибалтийского экспертного сообщества, эффект домино для валют Литвы и Эстонии).
Для североевропейского финансового капитала такое развитие событий означало бы обесценение на те же проценты суммы кредитов, выданных им прибалтийским бизнесу и домохозяйствам, – по банковским оценкам, около 60 млрд евро. Поэтому страны Северной Европы предприняли настойчивые действия по предотвращению девальвации прибалтийских валют. В частности, Швеция в период председательства в Евросоюзе в 2009 г. начала лоббировать спешное введение евро в странах Балтии. Она также выдвинула ряд проектов, повышающих инвестиционную привлекательность Прибалтики, прежде всего Эстонии, где располагаются головные структуры североевропейского капитала. Однако удержать макроэкономические показатели на уровне, пригодном для присоединения к зоне евро, удалось только для Эстонии; состояние латвийской и литовской экономик, переживших глубокий спад, не позволили по формальному признаку ставить вопрос о членстве этих стран в ЭВС [16].
Что касается последствий введения евро для эстонского национального бизнеса, тут качественного скачка не отмечается. Небезынтересны заключения на этот счет североевропейских финансовых групп, которые лишены пафоса, присущего прибалтийским публичным заявлениям, и которые смотрят на экономическую ситуацию в странах Балтии сугубо прагматично – с точки зрения получения прибыли. В сентябре и декабре 2011 г. (год введения евро) они обнародовали прогноз, предполагающий замедление в разы темпов роста ВВП в Эстонии в ближайшие годы. Примечательно, что цифры по эстонскому ВВП не слишком отличаются от прогнозируемых показателей замедления роста ВВП в Латвии и Литве, где евро еще не обращается: в Латвии рост ВВП в 2012 г. должен был составить 2% (в 2011 г. – 5,2%, замедление в 2,6 раза), в Литве – 3% (5,8%, в 1,9 раза), в Эстонии – 2,7% (7,5%, в 2,7 раза). В первом полугодии 2012 г. в Эстонии отмечался рост цен на продукты питания и услуги на 9,2% (причину этого эстонцам предлагается искать в росте цен на энергоносители). На этом фоне эстонское руководство предпочитает не высказываться о возможных имиджево-политических мотивах присоединения к ЭВС [17].
Следующим после Эстонии кандидатом на введение евро скорее всего станет Латвия, где считают, что присоединение к ЭВС позволит стране ежегодно экономить 40–50 млн евро на финансовых операциях. Приводимые латышами цифры, соответствующие оценкам ЕС, мало что говорят о выгодах для местных предпринимателей, так как национальный бизнес представлен в основном небольшими и мелкими компаниями, для которых незначительные перепады валютных курсов особо не сказываются на деловой активности. В 2015 г. Латвии предстоит председательствовать в Евросоюзе, что повышает ее шансы на положительное решение вопроса о присоединении к зоне евро.

* * *
От кого в большей степени зависят страны Балтии в финансовой сфере – от ЕС в целом или от стран Северной Европы? Если смотреть на ситуацию через призму банковского сектора, то на данный момент, который характеризуется для шведских и финляндских банков позитивными результатами недавно организованных в ЕС стрес-тестов, североевропейский фактор может служить для балтийских республик своего рода ограничителем кризисных тенденций. Однако прямая и глубокая зависимость прибалтийских стран от Северной Европы не может считаться полноценной гарантией их защищенности. В частности, настораживают показатели настроений бизнеса в Северной Европе: глубокое падение оптимизма зафиксировано в Швеции (с 84% в начале года до 18% в настоящее время), среди весьма пессимистичных стран оказалась Финляндия (42%), а Дания заняла одно из последних мест (всего 4%) [18]. Если общеевропейская ситуация продолжит ухудшаться, то странам Северной Европы, как показал кризис 1992–1994 гг. в Швеции и Финляндии, не удастся самоизолироваться. Это признают и официальные лица: например, в мае 2012 г. заместитель главы центрального банка Швеции Пер Янссон предостерег предпринимателей от спекуляций по поводу того, что процесс возможного выхода Греции из еврозоны пройдет для других стран Европы безболезненно.
В случае же негативного развития событий североевропейские государства послужат проводником обвального распространения кризиса в прибалтийских республиках, чье экономическое положение (прежде всего Латвии и Литвы) может быстро приблизиться к греческому или даже стать хуже.
Дополнительное косвенное давление на страны Балтии оказывает то, что в Евросоюзе отсутствует консолидированное мнение о путях выхода из долгового кризиса. Так, страны Северной Европы, в сферу влияния которой входят прибалтийские республики, солидаризируются с международными финансовыми организациями (в частности, МВФ) и видят выход из кризиса только в жесткой бюджетной экономии и неукоснительном возмещении долгов. Судя по всему, североевропейцы опасаются любого прецедента неуплаты долгов, поскольку тогда и страны Балтии, являющиеся крупными должниками Северной Европы, смогут изыскивать варианты смягчения своего долгового бремени. Пока прибалтийские республики твердо придерживаются позиции секвестирования бюджетов за счет социальных статей и продолжают исправно возвращать кредиты, взятые у шведских и финляндских банков.
Для североевропейских стран Прибалтика – это частные (домохозяйства и промышленность) заемщики капитала. Соответственно, североевропейцы заинтересованы в поддержании прибалтийских экономик на том уровне, который обеспечивает обслуживание кредитов и их своевременный возврат. Для этого достаточен средний вялотекущий процесс, улучшение динамики которого может быть только за счет новых кредитов, однако их выдача, в условиях ограниченности прибалтийских ресурсов, всегда будет сопровождаться анализом того, не затруднят ли новые кредиты обслуживание и возврат уже взятых. Понятно, что в этих условиях североевропейские банки должны дозировать новые кредиты и постоянно соизмерять их с потоком возвращения долгов и выплат по процентам. Что касается ускорения развития прибалтийских экономик за счет внешних вливаний из других источников – это вряд ли в интересах североевропейцев: как свидетельствуют примеры Греции, Италии и Испании, после таких вливаний неизбежно следует еще более глубокий спад, сопровождающийся ростом объема неблагополучных кредитов.
Для Евросоюза страны Прибалтики – это дотационные экономики, уровень вливания средств в которые составляет до одной трети их бюджетов. Часть дотационных средств, пройдя через реторту бюджета, оказывается у бизнеса в виде оплат госрасходов и у населения в виде зарплат и социальных выплат. А бизнес и население, в свою очередь, вынуждены погашать кредиты североевропейцам и выплачивать проценты по ним. Описанный механизм не является секретом для Еврокомиссии. Там, видимо, отдают себе отчет, что дотационные прибалтийские экономики выступают своего рода инструментом перераспределения средств ЕС в пользу североевропейских финансовых групп. Логично ожидать от Еврокомиссии введения ограничений по суммам и целям средств, направляемых в прибалтийские экономики, особенно ввиду продолжающегося кризиса суверенного долга в зоне евро.
Можно сказать, что фактор стран Северной Европы и фактор Евросоюза в условиях кризиса стремятся к уравниванию своего влияния на Прибалтику. Какая тенденция развития прибалтийских экономик возобладает: их полное экономические подчинение странам Северной Европы или сохранение за ними самостоятельной ценности в Евросоюзе? Этот вопрос остается открытым.


Примечания:

[1] См. данные Банка Латвии (http//www.lb.lv), Банка Литвы (http//www.lb.lt), Банка Эстонии (http//www.eestipank.ee).

[2] Литва. Краткая Энциклопедия. Вильнюс 1989 г. С.363, 657.

[3] См. данные Банка Латвии (http//www.lb.lv), Банка Литвы (http//www.lb.lt), Банка Эстонии (http//www.eestipank.ee).

[4] Справочник НАТО. 2001, Office of Information and Press NATO – 1110 Brussels – Belgium, С. 185

[5] См. портал программы «Северное измерение» - http://eeas.europa.eu/north_dim/index_en.htm

[6] См. портал норвежского банка NOR - http://www.dnb.lt/lt/apie-banka/apie-banka/istorija/

[7] См. Оленченко В. Прямые иностранные инвестиции в банковский сектор Прибалтики // Вестник Государственной Регистрационной Палаты при Министерстве юстиции Российской Федерации. 2012. № 4. С.21

[8] См. Оленченко В. Банковский сектор Прибалтики//МЭ и МО. 2012. № 10, С.62-63

[9] Во-первых, именно она характеризует активы банка, во вторых – величина депозитов вряд ли здесь уместна, так как отражает пассивы и способность банка к фондированию, но то и другое – только предпосылки к получению прибыли, а не прибыль, которой являются проценты по выданным кредитам, депозиты же без их инвестирования банку прибыль не приносят. Кроме того, сопоставление местных банков с иностранными по объему депозитов не совсем корректно: иностранные банки в случае открытия возможностей заработать, то есть выдать кредиты на выгодных условиях или приобрести другие, в том числе непрофильные активы, легко могут получить требуемые средства, переведя их из материнских банков или дочерних в других странах, местные же банки таким резервом не обладают. По обозначенной причине иностранные банки обладают и большим полем маневра в установлении ставок привлечения депозитов, вплоть до уровня, который может оцениваться как демпингование наоборот.)

[10] Cм. портал латвийской деловой газеты Telegraf - http://www.telegraf.lv/news/shvedy-boyatsya-krusheniya-finansovoi-piramidy-baltii/print

[11] См. портал Swedbank - //htth://www.swedbank.lv/eng/docs/banka_swedbanka.php

[12] См. прибалтийский новостной портал Delfi - http://rus.delfi.ee/archive/article.php?id=63884541

[13] См. портал банка SEB – http://www/seb.lt

[14] См. Годовой отчет банка за 2011 г. - Consolidated Public Annual Report 2011. С. 6-7 – адрес AA2011_eng

[15] Cм. Деньги и кредит. 2007. № 7. С.23-25

[16] См. Оленченко В. Банковский сектор Прибалтики//МЭ и МО. 2012. № 10, С.65

[17] См.: портал прибалтийского агентства bbn - http:www.bbn.ee - “Swedbank cuts Estonia’s economic growth forecast to 2.7 percent”, “SEB lowers its Baltic growt h forecast from 3.7% to 2.5”/

[18] См. - http://www.internationalbusinessreport.com/Press-room - отчет международно признанной исследовательской компании Grant Thornton International. Приведенная терминология используется названной компанией, которая с 1992 г. регулярно (раз в квартал) представляет индексы бизнес-настроений (имеют агрегатный характер) по странам, которые готовятся на основании опросов представителей руководящего звена среднего и крупного бизнеса.

Опубликовано на сайте 04/12/2012