Избранное в Рунете

Екатерина Колдунова

Дефицит лидерства в Восточной Азии: шансы для малых и средних стран


Колдунова Екатерина Валерьевна - заместитель декана факультета политологии, доцент кафедры востоковедения МГИМО (У) МИД России, кандидат политических наук.


Дефицит лидерства в Восточной Азии: шансы для малых и средних стран

Как меняются расстановка сил и формат отношений в Восточной Азии? Каковы шансы традиционных и новых лидеров региона укрепить свои позиции в ситуации, когда активность наиболее сильных держав скована последствиями кризиса? Если в экономической области взаимодействия в регионе сохраняется статус-кво, то в политической малые и средние государства в лице стран АСЕАН все более ощутимо заявляют о себе как об отдельных субъектах.


Задача статьи – попробовать оценить расстановку сил в Восточной Азии на фоне остаточных явлений глобального экономического кризиса и определить каковы шансы традиционных и новых лидеров региона добиться улучшения своих позиций в ситуации, когда усилия по преодолению последствий кризиса сковывают активность наиболее сильных держав. При этом малые и средние государства в лице стран АСЕАН более активно заявляют о себе как о политических субъектах, а в региональной экономике в целом сохраняется статус-кво.

Вследствие кризиса традиционно влиятельные мировые центры силы – США, ЕС и Япония – пережили глубокий спад и столкнулись с серьезными структурными проблемами в экономике. В то же время ряд стран Восточной Азии, в первую очередь Китай, преодолев падение темпов роста, сопоставимое по масштабам с тем, что наблюдалось в экономике США и Евросоюза, смогли сохранить положительную динамику развития [1].

При этом США и Япония сохраняют преобладание в регионе, однако уже не могут наращивать его в отличие от Китая. Японское экономическое присутствие в АТР фундаментально, и оно определяет многие базовые параметры развития региона. Но есть впечатление, что эта страна, скорее, защищает свои ранее приобретенные позиции, чем покушается на приобретение новых. На этом фоне в литературе активно обсуждается рост китайского присутствия в Восточной Азии. Китай пытается «заместить» Японию и в американской экономике, выполняя функцию насыщения американского рынка качественными дешевыми товарами. В этом смысле сформировалась экономическая взаимозависимость КНР и США, которая помогает снижать остроту их возможных противоречий.

Хотя Россия пока не может рассматриваться как полновесный региональный игрок, ее присутствие в Восточной Азии за последнее десятилетие стабилизировалось и более не сокращается. В то же время российское присутствие фактически перестает быть самостоятельным – в том смысле, что оно в растущей степени оказывается просто функцией от экономического присутствия Китая. Российский Дальний Восток уже интегрирован в региональную хозяйственную систему, но далеко не на российских условиях и не как самостоятельный субъект.

Страны и территории Восточной Азии (Япония, Тайвань, государства Юго-Восточной Азии и КНР) переживают сложный процесс внутриполитических трансформаций, который неизбежно будет влиять на региональную ситуацию [2]. При этом Восточная Азия как традиционный географический регион приобретает новые международно-политические измерения. Ее географические границы «расползаются», а в содержательном плане она «вбирает» в себя проблематику, относящуюся к сопредельным регионам [3]. Кроме того, ситуация в Восточной Азии может рассматриваться как отражение общемировых тенденций ограничения мощи единичных игроков. В то время как отдельные государства продолжают укреплять свои позиции, их способность действовать полностью независимо уменьшается [4].

Усложняется геостратегическая расстановка сил. В 1950–1960-х годах регион в целом демонстрировал черты зарождавшейся классической биполярности. В 1970–1980-х годах эта структура начала размываться, что было связано с выдвижением КНР на позиции самостоятельного регионального игрока. Политического плюрализма региональной системе добавляло и дистанцирование менее крупных государств от стран-лидеров и переориентация первых на решение задач внутреннего развития, преимущественно хозяйственного [5]. За последние десятилетия субъектность малых и средних стран региона в лице АСЕАН консолидировалась и гораздо сильнее проявляет себя в политике и сфере безопасности, чем полтора или два десятилетия назад.

Глобальный финансово-экономический кризис не смог принципиально изменить соотношение позиций в регионе. При этом экономическая область взаимодействия в регионе по-прежнему является приоритетной по сравнению с политической, а в рамках последней малые и средние страны (прежде всего АСЕАН) по-прежнему активно используют блокирование на групповой основе для того, чтобы увереннее вести диалог с более мощными региональными и внерегиональными игроками.

1

На протяжении 1990-х годов в качестве источника направляющих экономических тенденции в регионе выступала Япония, действовавшая, в сущности, в союзе с США. Причем за счет создания в Восточной Азии сети предприятий, завязанных на крупные японские предприятия и воспроизводящих по своей структуре капиталистические отношения особого, японского, типа самим японским политическим кругам удалось, по мнению американских исследователей, «законсервировать» ситуацию и внутри страны, отсрочив почти на десятилетие необходимость внутренних реформ [6].

С экономической точки зрения в регионе была создана иерархически структурированная экспортоориентированная модель, которая оказалась не просто уязвимой перед лицом кризисов 1997–1998 годов и частично 2008–2009 годов, но и сама в какой-то мере генерировала их. Япония экспортировала в страны НИС (Сингапур, Южную Корею, Тайвань) не только капитал, но и технологии, которые не были уже наиболее передовыми для японской экономики, но могли быть успешно применены в странах с более низким технологическим уровнем. Страны НИС, в свою очередь, добившись на основе японской технологической «подпитки» выхода на новый виток развития, затем стали передавать заимствованные из Японии, но уже хорошо освоенные ими несложные технологии в группу «азиатских тигров второй волны» (Таиланд, Малайзия, Филиппины), а те – в Индонезию и прибрежные регионы Китая. Такая «цепочка» получила в литературе название «строй летящих гусей».

Экспорт готовой продукции осуществлялся в страны Запада, в значительной мере – в США. Кроме того, на протяжении 1990-х годов Япония была основным государством, оказывающим экономическую помощь странам региона на двусторонней основе. Она также выступала в качестве абсолютного лидера по уровню прямых иностранных инвестиций (особенно в Сингапур, Таиланд, Малайзию и Индонезию), а японские специалисты в 1980–1990-х годах оказывали значительную консультационную помощь странам АСЕАН в разработке экономических программ развития [7], что вполне устраивало малых и средних региональных игроков.

Сложился процесс так называемой реальной интеграции [8], охватывающий основную часть региона. Его особенность состояла в том, что процесс интеграции развивался быстрее, чем складывались его формальные институционально-правовые формы. Иными словами, преференциальные хозяйственные связи развивались активней, чем создавались органы и организации для управления ими. Институциональная сторона интеграционных процессов «запаздывала».

В конце 1990-х годов данная система подверглась серьезным испытаниям. Финансовый кризис 1997–1998 годов подорвал экономические позиции Японии в регионе. К началу XXI века регионализация перестала выполнять функцию страховочного звена для японских корпораций, которые до этого предпочитали выносить свои производства за пределы Японии, а не вовлекаться в реформирование внутренней экономической системы [9].

Свою роль в трансформации региональной ситуации сыграло и определенное самоустранение США, в том числе в экономическом плане, от дел региона в период администрации Дж. Буша-младшего (2001–2009). Упор на двусторонний формат отношений в ущерб многосторонним и активное применение силы во внешней политике США привели к разногласиям даже в среде традиционных американских союзников в регионе [10].

Между тем Китай перестал быть одним из звеньев экономической цепочки, выстроенной Японией. Постепенно КНР выдвинулась на позиции нового экономического центра силы и стала мешать японскому экономическому доминированию, нарушив «вертикально структурированную модель регионального развития. «Строй летящих гусей» [11] нарушился.

Можно говорить о превращении Китая в одного из основных торговых центров Восточной Азии. При этом следует отметить, что за период 1990-х годов стратегия Китая в регионе и отношение к нему претерпели довольно существенные изменения. Отказавшись от поддержки левых антиправительственных движений в странах Юго-Восточной Азии, к середине 1990-х годов Китай перестал восприниматься в регионе как революционная сила. Впервые его стали считать выгодным экономическим партнером как для юго-восточноазиатских стран, так и для США и Японии. Тогда же Китай сосредоточился на создании «пояса добрососедства» [12]. Это означало, что взаимодействие со средними и малыми странами региона стало для него приоритетным. На имидж Китая позитивно повлияла финансовая помощь, которая была оказана им странам Юго-Восточной Азии в период кризиса 1997–1998 годов. В результате отношение к Китаю эволюционировало от недоверия к видению КНР как достойного партнера [13]. Само китайское руководство приложило к этому немало усилий, идеологически подкрепив свои практические действия идеей гармоничного развития, которая, в отличие от концепции «мирного возвышения», оказалась гораздо более привлекательной для окружения Китая [14].

Углублению экономических связей Китая и стран Восточной Азии способствовали международные тенденции. На протяжении 1990-х годов Китай улучшал отношения со всеми странами Юго-Восточной Азии [15] и АСЕАН. Первый официальный контакт с Ассоциацией был установлен в 1991 году. В 1996 г. Китай получил статус партнера АСЕАН по диалогу. В 2002 г. было заключено соглашение о зоне свободной торговли Китай-АСЕАН, а в 2003 г. Китай присоединился к Договору о дружбе и сотрудничестве в Юго-Восточной Азии. В том же году была подписана Совместная декларация КНР и АСЕАН о стратегическом партнерстве. Установление дипломатических отношений с Южной Кореей в 1992 г. создало дополнительные условия для последующего значительного расширения экономических связей таким образом, что всего лишь спустя десятилетие Южная Корея вышла на пятое место по объему прямых иностранных инвестиций в Китае.

На рубеже 1990–2000-х годов Китай включился в многосторонние форматы сотрудничества в регионе и даже выдвинул ряд собственных экономических инициатив, включая создание форума Боао (азиатского аналога Всемирного экономического форума в Давосе). Позднее Пекин предложил проекты оказания массированной экономической помощи странам Юго-Восточной Азии в период кризиса 2008–2009 годов. На форуме Боао в 2009 г. Китай предложил сформировать Фонд инвестиционного сотрудничества Китай-АСЕАН в размере 10 млрд. долларов в целях совместной борьбы с кризисом и финансирования основных двусторонних инвестиционных проектов. Реализация этих проектов была направлена в первую очередь на повышение взаимосвязанности стран АСЕАН и Китая. Речь шла о добыче ресурсов, энергетике, коммуникациях, расширении сети регионального и субрегионального транспорта, связывающей страны Ассоциации с Китаем [16].

Экономическое проникновение Китая в регион происходило также и за счет развития отношений с такими режимами, с которыми западные контрагенты не хотели или не могли иметь дело по идеологическим соображениям. Китайская сторона продемонстрировала особый подход к северокорейскому вопросу, суть которого заключается в попытках усилить экономическую зависимость КНДР от Китая и не допустить полной изоляции Северной Кореи [17].

Кроме того, Китай добивался укрепления своих позиций и в экономических отношениях с Мьянмой. В 2009 г. китайская и мьянманская стороны заключили меморандум о взаимопонимании, оформивший договоренность о строительстве нефтепровода и газопровода из Мьянмы в Китай. Практическая реализация проекта была возложена на Китайскую национальную нефтегазовую корпорацию и мьянманское министерство энергетики [18]. Согласно достигнутой договоренности, трубопроводы должны протянуться на 1100 км от западного побережья Мьянмы до города Кунминь, административного центра китайской провинции Юньнань. По трубопроводам планируется транспортировать нефть и газ в КНР из ближневосточных и африканских государств, а также газ из самой Мьянмы. Данный инфраструктурный проект призван снизить зависимость Китая от транспортировки названных видов природных ресурсов через Малаккский пролив. Китай также проявляет активность в Камбодже и Лаосе, где осуществление железнодорожных проектов с китайским участием нацелено на включение всего региона в единую инфраструктурную сеть, связанную с КНР и по сути представляющую собой сеть транспортного обеспечения Китая [19].

2

В то же время экономическая ситуация в Восточной Азии не может быть адекватно оценена лишь через призму роста китайского влияния. Несмотря на очевидное расширение своего присутствия КНР пока далеко не единственный сильный экономический игрок в регионе, что оставляет пространство для маневра малым и средним странам. Помимо Китая (11,6% товарооборота) в число основных торговых партнеров стран АСЕАН входят также ЕС (11,2%) и Япония (10,5%). От них незначительно отстают Соединенные Штаты (9,7%) (см. диаграмму 1).

Экономические позиции Китая сильны, скорее, за счет торговли и частично – инфраструктурных проектов. Основная же часть прямых иностранных инвестиций по-прежнему приходится на страны ЕС (21,1%), Японию (11,5%) и США (10,1%). Приведенная статистика свидетельствует в первую очередь о значительном успехе стран ЕС в данной области. Прошедший кризис серьезно не затронул и инвестиционные позиции Японии. При этом доля Китая втрое меньше, чем доля Японии и США, а также в шесть раз меньше, чем доля стран ЕС (см. диаграмму 2).

Технологическое лидерство в экономической системе региона по-прежнему является прерогативой США и Японии. Крупным поставщиком высокотехнологических товаров для стран АСЕАН продолжают оставаться именно Соединенные Штаты, а не Китай [20]. Более того, следует учитывать тот факт, что экономическое расширение Китая может со временем оказаться инструментом не модернизации, а демодернизации тех стран, с которыми взаимодействует КНР в силу значительной ресурсной составляющей этих отношений [21]. Иными словами, связи с Китаем стимулируют в малых странах производства не готовых изделий, а сырьевых товаров.

Экономические позиции Китая не являются безусловными и частично уравновешиваются региональными проектами с участием США, Японии, Индии. В качестве примера можно привести инициированный в 2002 г. процесс создания двусторонних зон свободной торговли (ЗСТ) США и стран Юго-Восточной Азии (Enterprise for ASEAN Initiative), предпринятый в ответ на подписанное в том же году китайско-асеановское соглашение о ЗСТ. В отношениях с Японией с 2008 г. действует договоренность о всеобъемлющем экономическом партнерстве (ASEAN-Japan Comprehensive Economic Partnership), с Индией – Соглашение о торговле от 2009 г. (ASEAN-India Trade in Goods Agreement).

В отношении стран бассейна реки Меконг (Камбоджа, Лаос, Мьянма, Таиланд, Вьетнам) с 2008 г. Японией осуществляется специальная программа партнерства, включающая предоставление официальной помощи развитию для Камбоджи, Лаоса и Вьетнама, а также для субрегиона Меконга в целом (порядка 5,5 млрд. долл. на 2010–2012 гг.) [22]. С точки зрения инфраструктурного развития Япония, также как и Китай, принимает участие в разработке транспортной сети Индокитайского полуострова. Речь идет в первую очередь о Южном экономическом коридоре субрегиона Меконга, соединяющем Бангкок, Пномпень, Хошимин и другие промышленные центры Таиланда и Вьетнама, а также о маршруте «Запад-Восток», который протягивается от побережья Южно-Китайского моря до Андаманского моря и проходит по территории Вьетнама (от порта Дананг), Лаоса, Таиланда и Мьянмы (конечный пункт – порт Моламьяйн).

В итоге экономический расклад сил в регионе позволяет предположить не столько противостояние конкурирующих систем (китайской и японо-американской), сколько борьбу в рамках одной, уже существующей системы. В ней за США и Японией сохраняют технологическое доминирование, что признается Китаем и отвечает его интересам. Однако внутри самой системы Китай добивается увеличения своей роли до решающей, используя при этом все возможные методы. Страны АСЕАН в этом плане не оспаривают китайских устремлений. Япония и Соединенные Штаты рассматривают подобную ситуацию как потенциально опасную, но пока не представляющую реальной угрозы. Именно поэтому они стремятся не противостоять Китаю, а плотнее включить в уже сложившуюся систему, экономя при этом собственные ресурсы и извлекая экономические выгоды из взаимодействия с ним.

3

Анализ военно-политических тенденций позволяет представить несколько иную картину региональной ситуации. С точки зрения безопасности в Восточной Азии сохраняется безоговорочное преобладание США. Среди всех региональных игроков именно Соединенные Штаты демонстрируют значительный рост военных расходов на протяжении 2000-х годов (3–4% от ВВП). Для Китая подобное соотношение удерживается на уровне 1,8–2% от ВВП, для Индии – 2 – 3%, России – 3,5–3,7%. В абсолютном выражении по расходам на оборону Соединенные Штаты превосходят КНР более чем в семь раз, Россию – более чем в десять, Японию – в тринадцать, Индию – в девятнадцать раз (см. табл. 1).

Таблица 1. Расходы стран расширенной Восточной Азии на оборону (долл. США по постоянному курсу (на 2008 г., млн.), % от ВВП)

[…] – оценочные данные СИПРИ

(…) – приблизительные данные

Источник: Facts on International Relations and Security Trends Database [Электронный ресурс] / Режим доступа: http://first.sipri.org

Со времен «холодной войны» Соединенные Штаты опираются в Восточной Азии на систему союзнических отношений с такими основными партнерами, как Япония, Южная Корея, Филиппины и Таиланд. Традиционные союзы с Японией и Южной Кореей, а также новые недавние партнерские отношения с Индией используются Соединенными Штатами для сдерживания Китая и ухода от лобового столкновения с ним. Однако общая ситуация в Восточной Азии и итоги политики Дж. Буша-мл. в регионе, по-видимому, заставляют американское руководство дополнить свои двусторонние альянсы новыми механизмами регионального сотрудничества.

После событий 11 сентября 2001 г. в качестве главного обоснования своих внешнеполитических шагов как на глобальном, так и на региональном уровне Соединенными Штатами использовалась необходимость борьбы с терроризмом. Первоначально такая линия встретила поддержку среди стран региона, особенно в связи с террористическими взрывами в Индонезии в 2002 году. Однако затем в регионе наметилось все более настороженное отношение к глобальной антитеррористической войне, объявленной США. В данном случае государствам Юго-Восточной Азии приходилось принимать во внимание фактор значительного мусульманского населения, а также специфику внутриполитических конфликтов и проблем, которые страны региона не хотели интернационализировать. Речь идет о сепаратистском движении на юге Таиланда, юге Филиппин, конфликтах внутри Индонезии (Западная Ява, Аче, Центральный Сулавеси). Опасения малых и средних стран вызывал также излишне односторонний и прямолинейный подход Соединенных Штатов к своим партнерам на внешнеполитической арене по принципу «либо с нами, либо против нас». В результате к концу президентского срока Дж. Буша-мл. поддержка войны Соединенных Штатов с терроризмом в регионе очевидно снизилась. При этом политика США при республиканцах косвенно стала причиной того, что государства Юго-Восточной Азии обратились к новым форматам взаимодействия в широком региональном контексте с участием КНР.

Общая переоценка односторонней политики Дж. Буша-мл. побудила администрацию Б. Обамы к поиску путей изменения характера американского военного присутствия в регионе и к более активному вовлечению в деятельность многосторонних региональных институтов.

В качестве одного из вариантов трансформации сети баз американская сторона предполагает усилить элементы системы распределенного базирования, которая могла бы предоставить США больше свободы маневра в регионе. Такая система не подразумевает заключения полноценных союзнических договоров, однако делает возможными более операциональные договоренности об использовании Соединенными Штатами в военных целях отдельных объектов инфраструктуры в странах региона. По такому пути выстраивания военно-политических отношений с США, в частности, пошли Сингапур, Филиппины, Австралия [23].

Позиция Соединенных Штатов относительно диалоговых форматов в Восточной Азии также претерпела изменения. Такие структуры, как Региональный форум АСЕАН по безопасности (АРФ), Восточноазиатский саммит (ВАС), встречи министров обороны стран АСЕАН и партнеров Ассоциации по диалогу начинают восприниматься Соединенными Штатами как удобный механизм многостороннего маневрирования и удержания малых и средних стран региона от движения к Китаю. В рамках этой логики, разделяемой как самими США, так и Японией, участие России в этих форматах оказывается желательным (и даже необходимым) и служит целям воспрепятствовать ее сближению с Китаем. Стоить отметить, что такой подход объективно ограничивает антироссийский настрой Японии.

Сам Китай не оспаривает военно-политического преобладания США в регионе, однако он гораздо более активен тактически. В частности, Пекин все более стремится оттеснить Соединенные Штаты от решения Тайваньской проблемы, переводя ее на уровень исключительно китайско-тайваньского взаимодействия. Китай пытается выйти на позиции превосходства во всех территориальных спорах: как с Японией по поводу островов Дяоюйдао (Сэнкаку) в Восточно-Китайском море, так и со странами Юго-Восточной Азии по поводу островов Спратли в Южно-Китайском море. Кроме того, Китай последовательно укрепляет свою роль главного посредника в ситуации с Северной Кореей. Интересам Китая в свою очередь отвечает и удержание России от сближения с Западом.

Отмеченные шаги китайской стороны заставляют зарубежных аналитиков говорить о том, что Китай перестал придерживаться выжидательной формулы Дэн Сяопина и начинает активно проецировать свою мощь вовне. В качестве примера приводятся: обострение ситуации в Южно-Китайском море весной 2010 года, когда в ответ на заход американских кораблей в исключительную экономическую зону Китая китайская сторона объявила Южно-Китайское море зоной своих ключевых интересов; особая позиция Китая по Северокорейскому вопросу; активная модернизация китайских вооруженных сил [24].

Между тем рост опасений основан, скорее, на ожиданиях, нежели на реальных шагах китайского руководства. Военно-политическая линия Китая в регионе в корне отличается от стратегии США и основывается на постулате о невмешательстве КНР во внутренние дела других стран. В контексте этой позиции можно рассматривать также факт отсутствия китайских военных баз на территории других государств. Даже шаги по созданию серии стратегических пунктов в Индийском океане (порты Гвадар в Пакистане, Ситтве в Мьянме, Хабантота на Шри-Ланке и Читтагонг в Бангладеш) пока не выходят за рамки этой доктрины [25]. В своем стремлении закрепить пояс добрососедства с малыми и средними странами по всему периметру своих границ Китай гораздо более активно действует не на Тихоокеанском направлении, а в Центральной Азии в рамках ШОС, пытаясь, таким образом, стратегически исключить опасность возникновения «второго фронта» конкуренции с США.

Интересам малых и средних стран региона отвечает поддержание диалога со всеми крупными региональными и внерегиональными игроками. Именно для целей развития подобного диалога ими используется как АРФ, так и другие структуры, созданные вокруг АСЕАН. Конкуренция разных центров силы без однозначного преобладания какого-либо из них позволяет малым и средним странам развивать экономическую интеграцию и защищаться от Китая.

Однако, в отличие от Японии, в своей Стратегии обороны 2010 г. ориентирующией на восприятие Китая как потенциальной внешнеполитической угрозы [26], малые и средние региональные игроки вряд ли будут столь однозначно идентифицировать Китай как военно-политическую проблему [27]. Военное сотрудничество с США не определяется ими открыто как способ реакции на усиление Китая. Взаимодействие с Вашингтоном объясняется множественностью целей и необходимостью совместной борьбы с транснациональными проблемами (морское пиратство, террористические угрозы морским линиям коммуникации в регионе, стихийные бедствия). Примерами такого сотрудничества являются совместные военно-морские учения США с Сингапуром, Филиппинами, Брунеем, Индонезией, Малайзией, Таиландом, американо-таиландские военные учения «Кобра голд» (Cobra Gold), военные связи США и Вьетнама.

Следует учитывать также тот факт, что за последние два десятилетия в регионе произошло смещение приоритетов от проблем «жесткой» безопасности к вопросам взаимосвязи политики и экономики [28]. Производственные сети и взаимные инвестиционные потоки стали реальными факторами укрепления региональной взаимозависимости, а любой крупный межгосударственный конфликт – экономически невыгодным. Представителями стран Восточной Азии на самом высоком уровне подчеркивается, что характер угроз трансформировался. Хотя такие хронические очаги нестабильности (ситуация на Корейском полуострове, проблема Тайваня, комплекс территориальных споров в Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях, двусторонние межгосударственные противоречия в Юго-Восточной Азии) сохраняют значение, новые угрозы стали актуальнее традиционных.

В то же время необходимо понимать, что акцент на новых аспектах безопасности позволяет избегать открытого обсуждения военно-стратегических угроз и одновременно использовать стратегию создания ограниченных альянсов без полномасштабных обязательств [29]. Например, Таиланд, активно развивающий связи с Китаем, одновременно обладает статусом «союзника США вне НАТО». Имеет место и обратный процесс развития военных контактов стран Юго-Восточной Азии с КНР на разных уровнях. При этом, как отмечает бывший президент Филиппин Фидель Рамос, в лице США хотят видеть «доброго соседа», который будет сохранять свое присутствие, но не будет вмешиваться, пока другие страны сами решают свои внутренние проблемы [30]. Такой же подход позволяет малым и средним странам развивать военные связи не только с Соединенными Штатами и Китаем, но и с Россией, Индией, Австралией и Великобританией.

В сложившейся ситуации в качестве гарантии своей безопасности странам АСЕАН определенно хотелось бы сохранить свое промежуточное положение между внерегиональными игроками в Восточной Азии. Не случайно в своем обращении к лидерам стран региона на открытии 14-го саммита АСЕАН в феврале 2009 г. премьер-министр Таиланда Апхисит Ветчачива подчеркнул, что АСЕАН продолжит занимать особое положение между полюсами роста в Азиатско-Тихоокеанском регионе [31].

Ранее в экспертном сообществе обсуждалась идея о том, что страны региона не стремятся уравновесить рост влияния Китая за счет развития отношений с другими державами, а, наоборот, пытаются извлечь собственные выгоды из усиления экономического могущества КНР [32]. События 2010 г. в Южно-Китайском море, напротив, стали основой для целой серии публикаций об опасности активности Китая, которая толкает страны региона искать союзничества с внерегиональными игроками [33].

В реальности страны АСЕАН пока что полагаются на свои диалоговые структуры и придерживаются нормативных принципов, известных под собирательным названием «путь АСЕАН» (ASEAN Way) [34]. Именно в этом контексте следует оценивать приглашение России и США к участию в ВАС, оформленное решением 5-го Восточноазиатского саммита в Ханое в 2010 году.

* * *

Сложившаяся посткризисная ситуация в регионе характеризуется тактической активизацией Китая как в экономической, так и в политической сферах. Но в обозримой перспективе КНР вряд ли сможет иметь полную свободу маневра в Восточной Азии. В военно-политическом плане превосходство США в регионе сохраняется, однако способы его поддержания претерпевают изменения. Впервые многосторонние форматы сотрудничества начинают казаться США более эффективным механизмом, чем система традиционных союзов, поскольку позволяют наладить диалог с Китаем. При этом Соединенные Штаты даже готовы согласиться с присутствием в них России. В этих условиях малым и средним странам выгодно поддерживать конкуренцию Китая, США и других игроков в регионе, поскольку это позволяет решать задачи экономического развития и сохранения собственной политической автономности. Их успешные усилия по поддержанию такой конкуренции способствуют консолидации политической субъектности АСЕАН и формированию безлидерской системы в Восточной Азии.

Дефицит лидерства в данном случае означает отсутствие ярко выраженной борьбы за политическое влияние в регионе среди самых сильных игроков. При этом, однако, внутри Восточноазиатской подсистемы происходит перераспределение экономических возможностей. К тому же экономическая конкуренция, разворачивающаяся на фоне довольно слабо выраженного политического противоборства, смягчается экономическими интеграционными процессами. В общей сумме отмеченные аспекты не дают пока оснований рассматривать конфликтный сценарий регионального развития как вероятный.

Примечания:

[1] В частности, по данным Всемирного банка, темпы роста экономики КНР в 2008 и 2009 гг. равнялись 9.6% и 9.1% соответственно, пережив падение более чем на 4% по сравнению с докризисным годом. Темпы роста экономики США в этот же период составляли 0.0% и -2.6% соответственно (сокращение на 4.5% по сравнению с 2007 г., данные Всемирного банка, режим доступ: http:// www.worldbank.org). Рост ВВП в ЕС составил 0.1% и -4.5% (данные Евростата, режим доступа: http://epp.eurostat.ec.europa.eu/ portal/page/portal/eurostat/home/). Рост ВВП Японии – -1,2% и -5,2% (Всемирный банк). Оценочные данные уровня экономического роста Восточной Азии в 2010 г. составляют 8.9% (Всемирный банк), США – 2.9% (Бюро экономического анализа Департамента торговли США, режим доступа: http://www.bea.gov), ЕС – 1.5% (Евростат). Таким образом, в 2010 г. темпы роста экономики стран Восточной Азии в три раза превышают аналогичные показатели США и почти в 5-6 раз показатели стран ЕС.

[2] Подробнее об этом см. Восток и политика: Политические системы, политические культуры, политические процессы: Науч.-метод. комплекс/Под ред. А.Д. Воскресенского. М.: Аспект Пресс, 2011. С.6-90, 349-568 [Vostok i politika: Politicheskie sistemy, politicheskie kul’tury, politicheskie processy: Nauch.-metod. Kompleks / A.D. Voskressenskiy. M.: Aspekt Press, 2011. P. 6-90, 349-568].

[3] В этой связи не случайно появление таких новых терминов, как, например, «Центрально-Восточная Азия», отражающего параметры взаимосвязи процессов, происходящих в Восточной и Центральной Азии (См.: Богатуров А.Д. Центрально-Восточная Азия в современной международной политике/А.Д. Богатуров // Восток (Oriens). – 2005. – №1. – С.102-119 [Bogaturov A.D. Central’no-Vostochnaja Azija v sovremennoj mezhdunarodnoj politike // Vostok (Oriens). - 2005. - №1. - P.102-119]), или «Большая Восточная Азия», акцентирующего внимание на росте взаимозависимости Восточной Азии и окружающих ее регионов (См.: «Большая Восточная Азия»: мировая политика и региональные трансформации/ Под общ. ред. А.Д. Воскресенского. М.: МГИМО-Университет, 2010 [«Bol’shaja Vostochnaja Azija»: mirovaja politika i regional'nye transformacii / A.D. Voskressenskiy. M.: MGIMO-Universitet, 2010]).

[4] Данной тенденции противоречила политическая линия США при Дж. Буше-мл., однако кризис, совпавший с приходом к власти правительства Б. Обамы, как раз представляет собой реакцию на данное противоречие.

[5] Подробнее об этом периоде см.: Богатуров А.Д. Великие державы на Тихом океане. История и теория международных отношений в Восточной Азии после второй мировой войны (1945-1995)/ А.Д. Богатуров. М.: Конверт-МОНФ, 1997 [Bogaturov A.D. Velikie derzhavy na Tihom okeane. Istorija i teorija mezhdunarodnyh otnoshenij v Vostochnoj Azii posle vtoroj mirovoj vojny (1945-1995) M.: Konvert-MONF, 1997].

[6] Hatch W. Asia’s Flying Geese: How Regionalization Shapes Japan/W.F. Hatch. Ithaca: Cornell University Press, 2010. P.2-7.

[7] Ibid, P.96.

[8] Термины «реальная» (или «глубокая») интеграция введены в научный оборот А.А. Рогожиным (А.А. Рогожин. Юго-Восточная Азия и интеграция/А.А. Рогожин// Восток/Запад: Региональные подсистемы и региональные проблемы международных отношений/ Под ред. А.Д. Воскресенского. – М.: МГИМО, РОССПЭН, 2002. С.358-359 [A.A. Rogozhin. Jugo-Vostochnaja Azija i integracija // Vostok/Zapad: Regional’nye podsistemy i regional’nye problemy mezhdunarodnyh otnoshenij / A.D. Voskressenskiy. - M.: MGIMO, ROSSPJeN, 2002. S.358-359]).

[9] Hatch W. Op.cit., P.5.

[10] Pempel T.J. How Bush Bungled Asia: Militarism, Economic Indifference and Unilateralism Have Weakened the United States Across Asia/ T.J. Pempel // The Pacific Review. Vol.21, No.5. P.566-569

[11] Hatch W. Op.cit., P.4.

[12] Подробнее см. Мамонов М.В. Система внешнеполитических приоритетов современного Китая/М.В. Мамонов// Современная мировая политика: Прикладной анализ/Отв. ред. А.Д. Богатуров. М.: Аспект Пресс, 2009. С.415-437 [Mamonov M.V. Sistema vneshnepoliticheskih prioritetov sovremennogo Kitaja // Sovremennaja mirovaja politika: Prikladnoj analiz / A.D. Bogaturov. M.: Aspekt Press, 2009. S.415-437].

[13] Так, например, опросы общественного мнения, проведенные в середине 2000-х гг. в Таиланде показали, что 76% опрошенных идентифицировали Китай в качестве доброго соседа и союзника, в то время как Соединенные Штаты таким образом оценили лишь 9% (Keliher M. Dragon seizes market share/M. Keliher// Asia Times. 10.02.2004)

[14] Подробнее см.: Галенович Ю.М. Девиз Ху Цзиньтао: социальная гармония в Китае. М.: Памятники исторической мысли, 2006. С.7-12; Борох О., Ломанов А. Скромное обаяние Китая//Pro et Contra. 2007. Том 11. №6, С.42 [Galenovich J.M. Deviz Hu Czin’tao: social’naja garmonija v Kitae. M.: Pamjatniki istoricheskoj mysli, 2006. P.7-12; Borokh O., Lomanov A. Skromnoe obajanie Kitaja//Pro et Contra. 2007. Tom 11. №6, P. 42].

[15] В 1990 г. произошла нормализация отношений с Индонезией и Сингапуром, в 1991 г. с Вьетнамом и Брунеем. В 1991 г. Китай также отказался от поддержки красных кхмеров в Камбодже.

[16] China Sets Up $10 bn Fund for SE Asia// The Bangkok Post. 18.04.2009; ASEAN-China Dialogue Relations [Электронный ресурс]/Сайт АСЕАН. Режим доступа: http://www.asean.org/ 5874.htm

[17] Дискуссия в рамках второй трехсторонней конференции МГИМО-ИФАНС-КИМП (Сеул, 22.11.2010).

[18] MOU Signed on Myanmar-China Oil Pipeline. 19.06.2009[Электронный ресурс]/ Сайт Китайской национальной нефтегазовой корпорации. Режим доступа: http://www.cnpc.com.cn/en/ press/newsreleases/MOU_signed_of_Myanmar%EF%BC%8DChina_Oil_Pipeline.htm

[19] Pomfret J. China’s billions reap rewards in Cambodia/J. Pomfret// The Washington Post. 20.11.2010.

[20] Asia Development Outlook 2010: Macroeconomic Management beyond the Crisis. Mandaluyong City: ADB, 2010. P.15.

[21] На это обстоятельство автору любезно указал директор Центра АСЕАН МГИМО д.и.н. В.В. Сумский.

[22] Japan Vows $5,5 bln. Aid to Mekong Region at Summit/Reuters. 6.11.2009.

[23] Ciorciari J. The Balance of Great-Power Influence in Contemporary Southeast Asia/ J.D. Ciorciari// International Relations of the Asia-Pacific. 2009. Vol.9. P.166; Sheridan G. Keeping US Interests in Place Suits Us/G. Sheridan// The Australian. 06.11.2010.

[24] По данным Международного института стратегических исследований в 2008 г. 25% военно-морских сил КНР могли рассматриваться как современные (по сравнению с 7% в 2004 г.), 46% парка подводных лодок (по сравнению с 10% в 2004 г.). 20% китайских военно-воздушных сил составляли истребители четвертого поколения, что вдвое превышает показатели 2004 г. (The Military Balance. L.: IISS, 2010. P. 377). Резонанс вызвали также и сообщения о разработке Китаем истребителя пятого поколения J-20, появившиеся как раз в канун визита в КНР министра обороны США Роберта Гейтса (Пентагон поднял в воздух китайский истребитель/ Независимая газета. 12.01.2011).

[25] Kostecka D.J. Places and Bases: The Chinese Navy’s Emerging Support Network in the Indian Ocean/D.J. Kostecka//Naval War College Review. 2011 (Winter). Vol.64, No.1. P.59-78.

[26] Summary of National Defense Program Guidelines. Approved by the Security Council and the Cabinet on December 17, 2010 (provisional translation) [Электронный ресурс]/Prime Minister of Japan and His Cabinet web-site. Режим доступа: http://www.kantei.go.jp/foreign/ kakugikettei/2010/summary_ndpg_e.pdf

[27] Еще в конце 1990-х гг. малазийский премьер-министр Махатхир Мохамад отмечал по этому поводу: «Почему мы должны бояться Китая? Если вы определяете какую-либо страну как своего будущего врага, она станет вашим сегодняшним врагом» (Цит. по: Ciorciari J. Op.cit., P. 166).

[28] Подробнее см. Bitzinger R.A. Why East Asian War is Unlikely/ R.A. Bitzinger, B. Desker// Survival. 2008. Vol. 50, No.6. P.105-128.

[29] Ciorciari J. Op.cit., P.168.

[30] Ramos F. Obama, the Pacific President?/F. Ramos// The Guardian. 08.02.2009.

[31] Statement by His Excellency Abhisit Vejajiva Prime Minister of the Kingdom of Thailand at the Opening Ceremony of the 14th ASEAN Summit Cha-am/Hua Hin, 28 February 2009[Электронный ресурс]/ Сайт АСЕАН. Режим доступа: http:www.asean.org/22319.pdf

[32] Kang D.C. China Rising: Peace, Power, and Order in East Asia/D.C. Kang. N.Y.: Columbia University Press, 2007. P.3-17

[33] См., например: Caryl C. Panda-Hugger Hangover/С.Caryl// Foreign Policy. August, 2010.

[34] Понятие «Путь АСЕАН» обозначает особый подход стран Юго-Восточной Азии к межгосударственным отношениям и основывается на принятии ими двух основных поведенческих норм, выраженных индонезийскими терминами «мушаварах» (консультации) и «муфакат» (консенсус). Такой подход не подразумевает создание механизма решения проблем, а направлен скорее на избежание конфликтных ситуаций как в отношениях между самими странами Ассоциации, так в отношениях Ассоциации с внешними игроками. Подробнее см. Weatherbee D.E. International Relations in Southeast Asia: the struggle for autonomy/D.E. Weatherbee. Lanham: Rowman&Littlefield publishers, inc., 2009. P.128-129.

«Международные процессы», том 9, номер 2 (26), май-август 2011

Опубликовано на сайте 31/10/2011