Главная Карта портала Поиск Наши авторы Новости Центра Журнал

Мусульманские реформаторы в Западной Европе: от славного прошлого к неопределенному будущему

Версия для печати

Специально для портала «Перспективы»

Арзу Садыхова, Нармин Садыхова

Мусульманские реформаторы в Западной Европе: от славного прошлого к неопределенному будущему


Садыхова Арзу Ахмедовна ‒ профессор, руководитель секции арабистики и исламоведения на кафедре азиатских исследований Университета им. Адама Мицкевича в Познани, Польша, доктор филологических наук;
Садыхова Нармин Искандер-гызы ‒ студентка университета им. Адама Мицкевича.


Мусульманские реформаторы в Западной Европе: от славного прошлого к неопределенному будущему

Об идеологии современного «евроислама» знают многие, творчество и бурная активность ее создателей широко освещаются в СМИ и научных публикациях. Тем не менее теории европейского, или либерального, ислама пока не находят поддержки ни среди рядовых мусульман, ни среди ученых. Чтобы понять, почему так происходит, следует обратиться к истории. В конце XIX в. Западная Европа уже становилась колыбелью мусульманского модернизма – нового философско-религиозного течения в исламе, основоположниками которого являются Джамаль ад-Дин аль-Афгани и Мухаммад Абдо.

Рост мусульманского населения, этноконфессиональные конфликты на религиозной почве ‒ с этими проблемами сталкиваются в последнее время многие европейские страны. В целях гармонизации отношений между мусульманами и коренными европейцами делаются попытки по-новому интерпретировать действующие исламские нормы, чтобы приспособить их к условиям проживания на Западе. Этот «обновленный» ислам называют европейским исламом, или евроисламом (иногда ‒ либеральным исламом).

Первыми, кто предложил такие идеи, были Бассам Тиби (род. в 1944 г.) [1] и Тарик Саид Рамадан (род. в 1962 г.). Оба автора известны в мире, их концепции широко обсуждаются, и к настоящему моменту их творчество и деятельность находятся в фокусе внимания ученых и журналистов. Однако, несмотря на бурную активность обоих идеологов, их теории все еще не находят поддержки ни среди рядовых мусульман, ни среди ученых.

Исчерпывающе выразился о сути этих концепций и их бесполезности директор стран Ближнего и Среднего Востока в Гамбурге профессор Удо Штайнбах еще в 2005 г.: «Разбавленный ислам Б. Тиби, самое возвышенное требование которого – это подчинение западной системе ценностей, не является значительным с религиозной точки зрения; динамичное же самоопределение Т. Рамадана как европейского мусульманина, напротив, кажется скорее программой действий, нежели теологическим решением религиозных вызовов. Таким образом, термин “евроислам” у большинства мусульман вызывает раздражение. Мусульмане предпочитают прагматичное “соответствие европейскому образу жизни без отказа от основ ислама” <…> Слишком силен дискомфорт от того, что евроислам все-таки может означать утрату базовых основ вероисповедания» [Steinbach]. С тех пор мнение ученых и мусульман о евроисламе не изменилось.

Чтобы разобраться в этой кризисной ситуации и понять, почему само слово «евроислам» и современные идеи реформирования исламских норм так раздражают мусульман, следует обратиться к истории. В конце XIX в. именно Западная Европа стала колыбелью мусульманского модернизма, или мусульманской реформации, – нового философско-религиозного течения в исламе, основоположниками которого являются Джамаль ад-Дин аль-Афгани (1839–1897) и Мухаммад Абдо (1849–1905). Это был первый и очень успешный (в отличие от современных неудачных попыток) опыт нового толкования основных мусульманских источников и приспособления исламских этико-правовых норм к изменившимся условиям.

До настоящего момента мы не обнаружили ни одной работы (как отечественной, так и зарубежной), посвященной анализу ранних европейских публикаций Джамаль ад-Дина аль-Афгани и Мухаммада Абдо, оказавших сильнейшее воздействие на традиционное общество и коренным образом изменивших весь мусульманский мир, ‒ притом что литература об этих авторах достаточно обширна. Концепции этих идеологов-публицистов всегда излагаются цельно, из них не выделяется начальный, «европейский» этап творчества.

Попытаемся выяснить, почему идея реформирования ислама в одном случае была успешно реализована, а в другом предстает в невыгодном свете в виде вымышленной парадигмы, и порою даже сеет раздор между мусульманами. Прежде чем перейти непосредственно к анализу источников, напомним, что под реформацией в исламе понимается новое толкование широкого комплекса религиозно-этических, политических и экономических проблем, когда со временем оказывается, что традиционные этические принципы и установки перестают отвечать новым реалиям и требованиям [Степанянц, c. 19, 24; Левин 1993, c. 91-94].

В качестве источников для данного исследования привлечены философские эссе аль-Афгани и Абдо, опубликованные в парижской газете «аль-Урва аль-Вуска». Из работ современных публицистов по ряду причин выбраны только труды Тарика Рамадана. Прежде всего, европейские публикации аль-Афгани и Абдо являются богословскими трудами, а Тарик Рамадан – единственный пока в Европе ученый-публицист, получивший, помимо светского европейского образования, еще и серьезное теологическое (в университете аль-Азхар [2]); кроме того, его публикации охватывают наиболее полный спектр вышеперечисленных проблем [3]. Даже труды Бассама Тиби [4], имеющего только светское европейское образование, существенно проигрывают в этом смысле, не говоря уже о других авторах.

Отметим также, что Т. Рамадан знаком с историей мусульманской реформации гораздо ближе, чем остальные авторы: к этому течению был причастен его родной дед, Хасан аль-Банна (1906–1949). На формирование взглядов скромного школьного учителя арабского языка, основавшего в 1928 г. организацию «Братья-мусульмане», огромное влияние оказали труды Мухаммада Абдо и Джамаль ад-Дина аль-Афгани. Хасан аль-Банна развил идеи панисламизма аль-Афгани и на их основе создал теорию мусульманского государства; идеология «Братьев-мусульман» основана в том числе и на идеях панисламизма. Возможно, существует некоторая преемственность между самыми ранними идеями аль-Афгани – Абдо и тем, что предлагает сегодня Тарик Рамадан. Не последнюю роль в нашем выборе источников сыграл географический критерий: все трое авторов имеют египетское происхождение.

Идеи аль-Афгани и Абдо: первые шаги в Европе

Биографии Джамаль ад-Дина аль-Афгани и Мухаммада Абдо [5] достаточно хорошо известны. Напомним лишь некоторые факты, которые очень важны для понимания их концепций и причин, вынудивших этих публицистов активно действовать.

В 1871 г. по приглашению премьер-министра Османской империи Рияда паши (1836–1911), который славился своими либеральными взглядами, аль-Афгани приехал в Египет, чтобы обучать группу студентов аль-Азхара теологии, юриспруденции, мистицизму и философии. Именно тогда студент Абдо и сблизился с аль-Афгани, который произвел на молодого египтянина неизгладимое впечатление [Hourani, р. 109]. Однако после смены власти в Египте в 1879 г. аль-Афгани был выслан в Индию; в 1883 г. он отправился в Европу и в 1884 г. обосновался в Париже, где решил выпускать газету на арабском языке, чтобы переправлять ее в Египет и другие регионы мусульманского мира. В Париже к нему присоединился Абдо.

Следует отдать должное дальновидности аль-Афгани: он быстро понял неисчерпаемые возможности прессы и не ошибся. «Несомненно, что Джамаль ад-Дин аль-Афгани был вождем оппозиционной свободной прессы в Египте и во всем арабском мире, которая призывала противостоять империализму всеми силами. Аль-Афгани создал и возглавил целую школу журналистов, куда входили Йакуб Санну, Мухаммад Абдо и Адиб Исхак», ‒ так, например, оценивает журналистскую деятельность аль-Афгани крупный египетский ученый Анвар аль-Джунди (1917–2002) [аль-Джунди, с. 38–39].

В выборе места для издания газеты аль-Афгани также не просчитался. Благодаря своей антибританской направленности газета не встретила сопротивления со стороны французского правительства, скорее наоборот: появление подобного печатного органа по вполне понятным причинам было на руку французам.

Однако антибританская пропаганда была лишь самой заметной и, если можно так выразиться, ближайшей задачей. Главная же цель заключалась в другом. Будучи хорошо образованными и мудрыми людьми, они отчетливо понимали, что ислам в том виде, в котором он существовал тогда на Востоке, препятствовал распространению идей европейских просветителей и достижений европейской цивилизации. Огромная пропасть между уровнями развития западного и восточного общества стала очевидна и понятна всем после кампании Наполеона в Египте в 1798–1801 гг. Безнадежно устаревшие средневековые исламские догмы тормозили развитие традиционного общества. Достаточно вспомнить хотя бы историю книгопечатания на арабском Востоке [Пую, Садыхова, с. 199–201, Sadykhova, p. 435–440], чтобы оценить всю трагичность положения, в котором пребывали в то время народы, населявшие Османскую империю. Мусульманский Восток остро нуждался в переменах. Однако традиционное мусульманское общество могло воспринять какие-либо изменения только в привычной для него исламской идеологической оболочке. Нужно было объяснить людям в понятной им форме, что технические нововведения и новые общественно-политические реалии не противоречат нормам ислама. Аль-Афгани и Абдо ясно сознавали, что если не вооружить традиционное мусульманское общество соответствующими идеологическими установками как можно скорее, его отставание от Запада будет возрастать, и мусульманский Восток обречен будет влачить жалкое существование в колониальной зависимости от Европы. Идея пересмотреть, по-новому интерпретировать исламские нормы, с тем чтобы найти в них обоснования для нововведений и сделать мусульманское общество открытым для реформ, и стала главной целью для аль-Афгани и Абдо.

Разумеется, нужно было также продумать, в какой форме преподносить реформаторские идеи, чтобы они как можно скорее доходили до людских умов и сердец. Писать статьи нужно было ярким, образным, но в то же время простым и доступным языком. Оба автора уже имели к тому времени солидный опыт публицистической деятельности и были блестящими ораторами. Джамаль ад-Дин аль-Афгани «…был красноречивым человеком, знал несколько иностранных языков, мог вести бесконечные беседы со своими друзьями в каирских кафе и был оратором, способным завладеть аудиторией» [Hourani, p. 112]. А Мухаммад Абдо к тому времени, помимо богословской и преподавательской деятельности, успел приобрести ценный опыт редакционно-издательской работы в должности сначала одного из редакторов, а затем главного редактора «аль-Вакаи аль-Мысриййа» («Вестника Египта») ‒ первой египетской правительственной газеты на арабском языке [6]. Кроме того, Абдо уже имел на своем счету несколько газетных публикаций, которые оказали серьезное влияние на формирование общественного мнения в Египте по ряду вопросов.

Свою газету создатели решили назвать «аль-Урва аль-Вуска», что в переводе означает «Крепчайшая (неразрывная) связь» (французское название органа – «Le Lien Indissoluble»). Выбор не был случайным: эта фраза имела глубокое философское содержание и давала красноречивые указания всем мусульманам. Целиком она звучала так: «аль-Урва аль-Вуска, ла-н-фисама лаха», что означает: «Крепчайшая связь, которую невозможно сокрушить». Полное название газеты, таким образом, представляло собой точную цитату из Корана [Коран 2:256] [7]; кроме того, словосочетание «аль-Урва аль-Вуска» упоминается еще в одной суре [Коран 31:22] в том же значении. В обоих случаях под несокрушимой, крепчайшей связью подразумевается ислам, причем по контексту это и связь, на которую можно опереться, и связь, за которую можно держаться. Учредители газеты имели в виду крепчайшую связь с Аллахом и опору на него. Такое название, несомненно, должно было привлечь и заинтересовать читателей-мусульман.

Выходила «аль-Урва аль-Вуска» недолго: с марта по октябрь 1884 г. Великобритания в конце концов смогла убедить французские власти закрыть этот печатный орган. Рашид Рида (1865–1935), преданный ученик и биограф М. Абдо, писал, что «газета вселила в англичан настоящий ужас <…> и страх» [Рида 1, с. 298, 300]. И хотя за восемь месяцев было напечатано всего 18 выпусков, газета сыграла огромную роль в истории мусульманского мира.

О чем же писали реформаторы-модернисты в конце XIX в.?

Первый номер открывался большой программной статьей под названием «Открывающая газету» («Фатихату-ль-джарида»), и каждый (даже малообразованный) мусульманин ясно видел в этом параллель с первой сурой Корана «Фатихой» («Открывающая [Книгу]»). В качестве эпиграфа к статье тоже была выбрана цитата из Корана: «О Господь наш! Лишь на Тебя мы уповаем, лишь к Тебе мы взываем, лишь к Тебе [все] возвратится» [Коран 60: 4] [8].

Во вступительной статье, которая состояла из двух частей, сначала описывалось тяжелое положение, в котором находились Египет и весь мусульманский мир отчасти из-за внешних факторов (британского гнета), отчасти из-за внутренних (отсталости общества). Создатели газеты обращались к мусульманам с горячим призывом сделать все от них зависящее, чтобы изменить это ужасное положение. Во второй части под названием «Газета и ее программа» излагались цели и задачи периодического издания. Вкратце они сводились к следующим важным пунктам [аль-Афгани, Абдо, с. 38–39]:

1. Газета будет делать все возможное для того, чтобы разъяснять восточным народам причины их бед и указывать пути, которыми необходимо следовать, чтобы исправить прошлые ошибки и не допустить их в будущем.

2. Газета будет бороться с отсталостью мусульманского общества, суевериями и предрассудками, разъяснять верующим необходимость реформ.

3. Газета будет разъяснять мусульманским народам политику европейских стран, чтобы не позволить себя обмануть. Для этого в газете будут регулярно публиковаться переводы статей на общественно-политические темы из европейской прессы с комментариями.

Уже из этих тезисов заметно, что главную причину бедственного положения мусульманского мира авторы видели в отсталости традиционного общества, а западный колониализм есть всего лишь печальное следствие этого факта: ведь отсталого, неграмотного и суеверного человека очень легко обмануть и поработить.

Всего в 18 выпусках газеты было опубликовано 25 философских эссе, которые по праву можно считать классическими образцами этого жанра в арабской литературе. Заголовки весьма красноречивы: «Национальность и мусульманское вероисповедание», «Прошлое мусульманской общины (уммы), ее настоящее и излечение ее недугов», «Судьба и предопределение», «Христианство, ислам и их последователи», «Упадок мусульман, их молчание и причины этого», «Добродетели и пороки, а также их последствия», «Мусульманское единство», «Единство и суверенитет», «Солидарность», «Надежда и поиски славы», «Почему необходимо сохранить институт монархии?», «Государственные деятели и окружение монарха: какими они должны быть?», «Честь», «Трусость», «Мусульманское общество (умма) и деспотическая власть», «Призыв к персам объединиться с афганцами», «Испытание Аллаха для верующих» и др.

Приведенные выше заголовки показывают, что авторы затрагивали очень широкий спектр ключевых вопросов общественного развития, включая морально-этические аспекты. Однако при детальном знакомстве с текстом статей становится ясно, что, по сути, все они направлены на раскрытие двух принципиальных моментов – идеи реформирования ислама и доктрины мусульманского единства. Обе концепции, разные на первый взгляд, при ближайшем рассмотрении оказываются взаимосвязанными и неразрывными.

Авторы, высокообразованные люди, знакомые с западной наукой, подошли к анализу проблемы с позиций цивилизационного подхода, не забыв при этом упомянуть знаменитого Ибн Халдуна (1332–1406), и для достижения своих целей применили понятие «мусульманская цивилизация» [аль-Афгани, Абдо, с. 56]. Напомнив читателям о том, каких вершин она достигла в средние века, авторы поставили вопрос: почему же сегодня мусульманский мир плетется далеко позади европейской цивилизации? [аль-Афгани, Абдо, с. 45-46] Ответ, по их мнению, прост: мусульманское общество разъедает болезнь, излечить которую оно может только своими собственными силами. Эта болезнь – косность и отсталость, неграмотность, суеверия и предрассудки, царящие в современном им мусульманском мире [аль-Афгани, Абдо, с. 46]. Лекарство – ислам, только не тот, который существует в нездоровом обществе, а истинный, который был в течение первых двух веков мусульманской эры. Пока ислам был объединяющим и цементирующим фактором в государстве, оно процветало; с появлением различных течений и толков в исламе начался упадок халифата, а затем и его распад. Доказательства своей правоты авторы черпают из истории мусульманской цивилизации: арабские завоевания, расцвет и величие халифата, трансляция индийской и античной науки и культуры в Европу и т. п. ‒ до тех пор, пока не начался процесс распада халифата и монголы в 1258 г. не положили конец его фактическому существованию в качестве единого государства [аль-Афгани, Абдо, с. 64].

Абдо и аль-Афгани утверждали, что причиной распада халифата стали идейные расхождения и размежевания в исламе, которые произошли по вине улемов [9]; именно они – главные виновники всех бед мусульманского мира. Они не сумели сплотить мусульман, и мусульманская цивилизация пришла в упадок из-за их слепой и бездумной приверженности к формальным догматам веры, неумения и нежелания толковать их в соответствии с изменяющейся внешней средой [аль-Афгани, Абдо, с. 63]. Против них-то и направили свою критику модернисты.

Реформаторские идеи аль-Афгани и Абдо покоятся на трех краеугольных камнях – человеческом разуме, человеческой активности и общественном единстве. Если Аллах создал человека разумным, способным творить и изменять окружающий мир ‒ значит, человек должен (и более того ‒ обязан!) рассуждать, применяя религиозные нормы, изучать и интерпретировать мусульманские источники, руководствуясь исключительно общественным интересом, выгодой для сообщества, потому что так угодно Аллаху. Подобная методика принятия решения на основе свободного суждения называется «истислах», и она давно существовала в некоторых правовых толках ислама [Schacht, р. 61; аль-Афгани, Абдо, с. 51, 120]. Тем не менее отдельные мусульманские идеологи, например, Ибн Таймийя (1263–1328), не признавали эту методику, равно как и сам принцип «маслаха» – интерес мусульманской общины, полагая, что все закреплено в религиозных источниках, а чего там нет, то не может представлять интерес для сообщества мусульман. Методика «истислах» предполагает наличие у человека свободы выбора, позволяющей принять приемлемое решение из числа возможных альтернатив. Обоснованию этой возможности посвящена статья «Судьба и предопределение» [аль-Афгани, Абдо, с. 81–88].

Особое место в рассуждениях авторов занимают наука и знания; модернисты доказывают, что ислам – религия, более всего открытая для науки, ведь именно для этого Аллах и наградил человека разумом и способностью творить (статьи «Мусульманское единство» [аль-Афгани, Абдо, с. 97–102] и «Надежда и поиски славы» [аль-Афгани, Абдо, с. 109–115]).

Итак, человек думающий, постоянно стремящийся к знаниям и созидающий – таким, по мнению авторов, должен быть настоящий мусульманин. Способность к творчеству и созиданию обязывает мусульманина быть активным членом мусульманского сообщества – уммы [аль-Афгани, Абдо, с. 55–56], и в этом следует брать пример с христиан. Следующий важный элемент – единство – логично вытекает из первых двух: чтобы созидать что-то, нужно объединять усилия нескольких или многих людей, каждый член сообщества неразрывно связан с другими его членами крепкими узами; изоляция людей друг от друга разрушает общественный организм (статьи «Солидарность» [аль-Афгани, Абдо, c. 71–79] и «Мусульманское единство» [аль-Афгани, Абдо, c. 97–102]). Чтобы ставить перед собой великие цели, необходимо объединение еще большего количества людей, а чтобы противостоять империализму, необходимо объединиться всем мусульманам («Мусульманское единство» [аль-Афгани, Абдо, c. 100]). Свои тезисы авторы подкрепляют многочисленными цитатами из Корана и примерами из хадисов. В качестве доказательств приводятся такие цитаты: «Все вместе крепко держитесь за веревку Аллаха (т. е. ислам. – А.С., Н.С.) и не отдаляйтесь [друг от друга]» [Коран 3:103]; «Не будьте такими, как те, которые разошлись [в разные стороны] и рассорились после того, как получили ясные доказательства; именно их [ждут] великие мучения» [Коран 3:105]; «Поистине, верующие – братья» [Коран 49:10].

Основным понятием в логических построениях аль-Афгани и Абдо является «мусульманская умма», или мусульманская община [Denny, p. 859 – 863]. В их глазах идеальная умма, как и идеальный ислам, ‒ это такое мусульманское общество, каким оно было в течение первых двух веков мусульманской эры.

Главный вопрос о соотношении национальности, гражданства и вероисповедания авторы решают очень просто и категорично: «У мусульман нет иной национальности, кроме их веры» [аль-Афгани, Абдо, с. 99]. Из этого следует, что для всех мусульман такие категории, как «национальность» и «гражданство», вторичны по отношению к вероисповеданию.

Особо подчеркнем, что, когда идет речь о единстве мусульман (из которого позже вырос панисламизм), авторы оперируют понятиями «мусульманская умма» или просто «мусульмане», а не терминами «государство» или «халифат». Призыва к созданию нового единого мусульманского государства вроде халифата в текстах газетных статей обнаружить не удалось. Речь идет лишь о союзе мусульман, например: «Между мусульманами должны быть союз и взаимопомощь» [аль-Афгани, Абдо, с. 100]. Больше того, в статье «Мусульманское единство» авторы утверждают, что в настоящее время вряд ли возможно существование одного правителя для всех мусульман, и выражают надежду, что «султаном надо всеми ними станет Коран, а религия – вектором их единства» [аль-Афгани, Абдо, с. 101]. В связи с этим еще В.В. Бартольд отмечал, что «…сейид Джемаль ад-дин, считающийся основателем современного панисламизма, мечтал об обновлении мусульманских государств и о союзе между ними для устранения политического и экономического засилия европейцев» [Бартольд, с. 402].

Язык статей заслуживает того, чтобы на нем остановиться специально. Это очень хороший литературный арабский язык, не перегруженный грамматическими излишествами. В результате мысли авторов излагаются предельно ясно, доходчиво и в то же время достаточно эмоционально. Аль-Афгани и Абдо высказывают свою позицию твердо и категорично, приводя в свою пользу очень весомые аргументы: цитаты из Корана и хадисов, примеры из прошлого. Авторы демонстрируют глубокое знание истории мусульманской и европейской цивилизаций, а также мусульманских источников. Такой текст никого не может оставить равнодушным.

Кое-где прозаический текст перемежается рифмованной ритмизованной прозой – саджем, древнейшей литературной формой, которую использовали арабские жрецы и прорицатели еще в доисламские времена, чтобы сильнее воздействовать на аудиторию. Именно в этой форме записан Коран. К этой форме обращались многие средневековые авторы, в ней опытные имамы произносили свои проповеди; такая форма обычно ассоциировалась с высоким изысканным стилем и должна была подействовать на читателей сильнее, чем обычная проза. Некоторые статьи написаны в виде живых диалогов с читателем; другие представляют собой рассуждения, в которых верующим разъясняются новые реалии и явления, сопровождаемые примерами из Корана и мусульманской традиции. Вторые вызывают ассоциации с хутбами [10]. И.М. Хакимов отмечал, цитируя Рашида Риду, что «язык еженедельника принадлежал Абдо, в то время как мысль ‒ аль-Афгани» [Хакимов, с. 241]. Однако тот же Рашид Рида подчеркивал, что «во всех реформаторских статьях мысли и мнения обоих авторов являются совместными» [Рида 2, c. 215]. История показала, что эффект от таких статей был грандиозным.

Во многом благодаря безупречному изложению материала модернисты и добились успеха. Статьи «Крепчайшей связи» представляют собой настоящие шедевры арабской публицистики. Эти тексты наглядно показывают, какой силой способно обладать слово. На это обратил внимание английский историк Альберт Хаурани (1915–1993): «Благодаря содержанию и языку газета стала одним из самых влиятельных периодических изданий на арабском языке» [Hourani, с. 110]. С ним соглашается канадский исследователь А. Кудси-Заде, отмечая: «Язык газеты был настолько революционным, что вскоре британское и индийское правительства запретили ввоз этой газеты и наложили штраф на ее издателей» [Kudsi-Zadeh, с. 34]. Так же высоко оценивают значение этой газеты арабские и российские ученые [Таррази, с. 261; Мурувва, с. 234; Дайф, с. 221; Хакимов, с. 238‒239; Сейранян, с. 35; Степанянц, с. 120].

Таким образом, на страницах «Крепчайшей связи» модернисты совершили первую попытку «раскачать» мусульманский мир, чтобы вывести его из застоя. Для этого Джамаль ад-Дин аль-Афгани и Мухаммад Абдо, если можно так выразиться, «вытащили» из Корана и сунны пророка все, что могло бы придать исламу характер рационалистической религии [11]. По сути, авторы дали понять своим читателям, что «двери иджтихада [12] не закрыты» [аль-Афгани, Абдо, с. 64]; наоборот, каждый должен работать над собой, стремиться к знаниям и самосовершенствоваться.

С этого момента, т. е. с конца XIX в., можно говорить о наличии в исламе двух основных тенденций – традиционной и реформаторской. Разница между ними заключалась в том, что традиционалисты были приверженцами слепой веры и поддержания устаревших уже традиций, тогда как реформаторы-модернисты призывали воспринимать постулаты веры вдумчиво и интерпретировать их в соответствии с требованиями времени.

Что касается панисламизма, то статьи «Крепчайшей связи» показывают, что этот концепт вырастает из идеи «оборонительного союза» [аль-Афгани, Абдо, с. 101], желания всеми силами противостоять угнетению со стороны европейских империй. «Мусульмане должны как можно скорее объединиться, чтобы противостоять натиску со всех сторон», ‒ обращаются авторы к читателям [аль-Афгани, Абдо, с.101]. Панисламизм очень часто критикуют за его несостоятельность как идеологии, однако на тот момент это была единственная возможность убедить всех мусульман консолидированно выступить против очень сильного врага – Великобритании. Любая идеология возникает в определенное время и в определенном месте как реакция общества на происходящие события, и панисламизм не стал исключением.

Многие идеи модернистов были успешно реализованы в Египте Мухаммедом Абдо, который после возвращения на родину занимал различные административные должности в государственном аппарате страны. Это позволило ему воплотить в жизнь многое из совместных замыслов: например, введение банковского процента и др. [подробно см. Сейранян, 33–44]. Однако вряд ли эти реформы имели бы успех, если бы египетское общество не было готово к таким революционным переменам.

Реформатор Тарик Рамадан: салафит или модернист?

От ранних работ первых реформаторов конца XIX в. обратимся к трудам современного швейцарского мыслителя Тарика Рамадана. Он написал множество книг и статей, все его творчество в рамках настоящей статьи охватить невозможно, поэтому ограничимся наиболее важными работами. [Подробнее об идеях швейцарского мыслителя см.: Садыхова 2009, Садыхова 2010].

Во всех своих трудах Т. Рамадан призывает мусульман, постоянно проживающих в Европе, к «радикальным реформам» в исламе, отталкиваясь от практики раннего мусульманского общества [Ramadan 2010]. Поясним, что стремление обратиться к ранней истории ислама, чтобы взять за основу образ жизни мусульманской общины и законы того времени, принято называть салафизмом, фундаментализмом, или возрождением в исламе. К реформаторам такого типа причисляют двух основоположников мусульманских правовых школ-мазхабов ‒ Мухаммада аш-Шафии (767–820) и Ахмада ибн Ханбаля (780–855), а также Ибн Таймийю и Хасана аль-Банну [Ислам, с. 204].

Чтобы разобраться в современных реформаторских течениях, воспользуемся классификацией З.И. Левина, согласно которой все исламские реорганизаторы делятся на две категории: реформаторов-модернистов и традиционалистов-салафитов. Первые предлагают очистить ислам от средневековых наслоений, взять в качестве отправной точки ислам образца первого-второго веков мусульманского летоисчисления и с этим наследием идти дальше и развиваться в направлении западных стран (по З.И. Левину, это модернизаторский фундаментализм с лозунгом «Вперед с Кораном!»). Вторые, традиционалисты-салафиты, также берут за идеал ранний ислам, но для того, чтобы неукоснительно соблюдать все предписания и ревностно его защищать от возможных искажений, не допуская инноваций (по З.И. Левину, это охранительный фундаментализм с девизом «Назад к Корану!») [Левин 1993, с. 100‒101; Левин 2003, с. 17‒18].

Однако эта классификация, по нашему мнению, нуждается в существенном уточнении. Речь идет о векторе перемен по отношению к внешнему окружению. В первом случае реформаторы хотели изменить ислам как религиозно-идеологическую систему для того, чтобы дать мусульманскому обществу возможность развиваться и со временем встроиться во внешнюю среду; то есть вектор перемен направлен внутрь самой уммы. Во втором случае реформаторы возрождали ранний ислам с целью охранять его от дальнейших нововведений и стараться изменять окружающий мир в своих интересах. Здесь вектор перемен направлен вовне, за пределы мусульманской уммы. Проще говоря, одни реформаторы стремятся изменить ислам, чтобы измениться самим, другие – изменить окружение, оставаясь при этом неизменными.

Приняв во внимание данное деление сторонников реформ на реформаторов-модернистов и реформаторов-салафитов, попробуем понять, к какой группе можно отнести швейцарского мыслителя.

Т. Рамадан утверждает: «Основываясь на универсальных принципах ислама, я исследовал средства, которые изнутри могут дать импульс движению реформ и интеграции мусульман в новое окружение» [Ramadan 2004, c. 5]. Он ставит вопрос о возможности мусульман на Западе самостоятельно интерпретировать исламские нормы и на этой основе предлагать новые конкретные решения применительно к новым ситуациям. Западные мусульмане, считает он, должны активно участвовать в общественной и политической жизни, изучать европейские социальные механизмы, отстаивать свои права и бороться со всеми проявлениями дискриминации и несправедливости [Ramadan 2004, c. 6–7]. Это черты охранительного фундаментализма.

Автор указывает на единство и многообразие ислама во всем мире в силу уникальных особенностей этой религии: в ней есть фундаментальные, универсальные, постоянные принципы и изменчивые категории, которые могут варьироваться в зависимости от времени и места. Задача современного западного мусульманина заключается в том, чтобы обязательно придерживаться первых, тогда как от изменчивых принципов по мере необходимости можно отказываться и предлагать взамен другие, которые не противоречат фундаментальным. Так поступали все ученые-реформаторы – аль-Афгани, Абдо, Рашид Рида, аль-Банна, Маудуди, Сеййид Кутб и другие, говорит Рамадан. Их объединяло стремление найти в письменных источниках ответы на новые вопросы, возникавшие в связи с социальными, экономическими и политическими изменениями того или иного периода.

Уже этих тезисов достаточно, чтобы увидеть преемственность между мыслями аль-Афгани ‒ Абдо и Т. Рамадана. Почти слово в слово повторяет он идеи первых модернистов, только на английском языке, ориентируясь на современную аудиторию.

Идея мусульманского единства аль-Афгани ‒ Абдо также нашла отражение в системе взглядов швейцарского интеллектуала. Узловой проблемой мусульманской идентичности, по мнению Рамадана, является осознание мусульманином своей принадлежности к мусульманской умме и к европейской стране. Что важнее для мусульманина: религиозная принадлежность или европейское гражданство? Может ли мусульманин быть просто гражданином европейского государства, без принадлежности к своей религиозной группе? Сделав краткий экскурс в историю, автор приходит к выводу: ислам как религия с самого начала носил общинный характер, и с течением времени эта черта только усиливалась. Следовательно, связь мусульманина с уммой всегда будет сильнее, чем политико-правовая связь с государством, в котором он проживает [Ramadan 2004, p. 89]. Не правда ли, эта мысль звучит в унисон с тезисом аль-Афгани-Абдо о мусульманском единстве и о том, что у мусульман нет иной национальности, кроме веры?

Во всех произведениях Рамадана постоянно звучат призывы к действию. Чтобы европейские мусульмане не превратились в маргинальное меньшинство, необходимо, считает ученый, активно действовать, адаптировать ислам к новым реалиям и интегрироваться в европейское сообщество. Рамадан призывает к созданию унифицированного мусульманского сообщества в Европе (как тут не вспомнить статью «Мусульманское единство»!). Однако это едва ли возможно ‒ хотя бы потому, что в исламе существует множество толков, и люди вряд ли откажутся от возможности выбрать то направление, которое им ближе всего, а культурные различия между людьми неизбежны.

В целом учение Т. Рамадана, к сожалению, выглядит довольно противоречивым и непоследовательным. Во всех его книгах и статьях лейтмотивом звучат «разум», «свобода выбора» и «социальная активность» – как основы, которые, по его мнению, позволят европейским мусульманам гармонично вписаться в западное сообщество и стать его активными членами. Мыслитель призывает западных мусульман не замыкаться в гетто, стать открытыми всему европейскому сообществу. В концепции швейцарского интеллектуала причудливо переплелись идеи традиционализма (салафизма), доставшиеся ему в наследство от деда, и модернизма, который он, как современный мусульманин, не в состоянии игнорировать. Соответственно, его реформаторские предложения направлены как на западную мусульманскую умму, так и во внешнюю среду, то есть на европейское окружение. Он предлагает западным мусульманам охранять свое право исповедовать ислам в Европе, широко используя все механизмы и средства западной демократии. Это, безусловно, черта охранительного фундаментализма. Призывая мусульман к активности, идеолог тем самым указывает на возможность изменять окружающий мир в соответствии с интересами мусульманского сообщества, что тоже является чертой фундаментализма. К модернистским особенностям учения Рамадана следует отнести отказ от запрета на нововведения.

Нам представляется, что система взглядов швейцарского ученого все же имеет больше салафитских черт, нежели модернистских. Сам себя он тоже причисляет к салафитам [cм., напр., материал Википедии о Рамадане; MacDonald, c. 385] ‒ вероятно, потому, что очень хочет походить на своего знаменитого деда. Интересно отметить, что в 2012 г., в интервью для канала «Россия сегодня», Рамадан затруднился ответить на вопрос о своей принадлежности к тому или иному течению в исламе. Он сказал так: «Я между теми и другими, я стараюсь найти умеренный путь в исламе, но ближе всего мне салафиты-реформаторы» [Ramadan 2012].

Ислам нового толка – европейский мазхаб?

В чем же феномен успеха концепций первых реформаторов и в чем причины отторжения системы взглядов Т. Рамадана, которая в значительной степени является продолжением идей аль-Афгани и Абдо? Ведь все они солидарны в вопросе об обновлении фикха – широкого комплекса мусульманских этико-социальных норм, в особенности его раздела «усуль аль-фикх», который занимается «источниками, методами их толкования и применения для решения конкретных правовых вопросов» [Ислам, с. 255].

С одной стороны, аль-Афгани и Абдо идеально подходили для роли идеологов-реформаторов, поскольку имели престижное богословское образование, соответствующий социальный статус (религиозный сан) и авторитет во всех слоях мусульманского общества. Люди им верили. Они адресовали свои послания мусульманам на Восток и преследовали цель изменить исламский мир, чтобы традиционное общество могло интенсивно развиваться наравне с западным. Мухаммад Абдо, помимо всего прочего, удачно использовал «административный ресурс» для реализации своих идей. Вершиной его карьеры стала должность главного муфтия Египта, позволившая ему издавать фетвы – богословско-правовые заключения для разъяснения и практического применения какого-либо предписания шариата [Ислам, с. 252].

Т. Рамадан, как видно из его биографии и всей деятельности, такого статуса ‒ в силу отсутствия у него религиозного сана и опыта ‒ не имеет, притом что он также получил очень престижное богословское образование. Хотя различные издания признают его очень влиятельным человеком нашего времени, приходится все же признать, что среди мусульман Запада и Востока он не пользуется таким авторитетом и не обладает такой харизмой, какие в свое время были у аль-Афгани и Абдо; в этом смысле Т. Рамадан проигрывает даже своему деду Хасану аль-Банне. Можно вспомнить еще одно высказывание немецкого профессора Удо Штайнбаха: «Серьезную проблему <…> представляет отсутствие в исламе церковных структур и организованного духовенства, которое может авторитетно ответить на вопросы теологического и религиозно-правового обновления. Кто из высказывающихся имеет авторитет? Мы не видим личностей, у которых есть соответствующая карьерная и образовательная подготовка, а также выдающиеся знания или харизма» [Steinbach].

С другой стороны, важнейшие причины успеха модернистов конца XIX в. и неуспеха интеллектуала рубежа ХХ ‒ ХХI вв. кроются гораздо глубже, они уходят корнями в мусульманскую теологию. Чтобы разобраться в них, следует обратиться к иджтихаду, который является краеугольным камнем в учении всех реформаторов и о котором выше уже шла речь. Слово «иджтихад» переводится как «усердие», «прилежание»; как богословско-юридический термин иджтихад означает достижение высшей ступени знаний и получение права самостоятельно решать некоторые вопросы юридическо-богословского характера [Schacht, Macdonald, р. 1026]. Как вид деятельности иджтихад начал формироваться в конце VII в., когда расхождения в исламе стали усиливаться и появились вопросы, на которые не было ответов в источниках. В настоящее время в исламоведении под иджтихадом принято понимать «деятельность богослова в изучении и решении вопросов богословско-правового комплекса, систему принципов, аргументов, методов и приемов, используемых им при этом исследовании, а также степень авторитетности самого ученого (муджтахида) в знании, интерпретировании и комментировании богословско-правовых источников» [Ислам, с. 91]. Теологи выделяют несколько видов иджтихада по разным критериям, из которых нас в данном случае интересуют два – абсолютный иджтихад (аль-иджтихад аль-мутлак) и иджтихад, ограниченный рамками конкретного толка, ‒ мазхаба (аль-иджтихад аль-мукаййад). Богослов-факих, соответствующий критериям абсолютного, или совершенного, иджтихада, может принимать решения по любым вопросам; к таким богословам относят основателей-эпонимов канонических мазхабов.

Абдо и аль-Афгани не подвергали критике существующие четыре канонических суннитских толка [13] и не пытались создать новый. Они очень аккуратно манипулировали средствами исламских правовых школ, говоря исключительно об ограниченном иджтихаде. Т. Рамадан открыто критикует суннитские и шиитские мазхабы [Ramadan 2004, с. 24–25] и стремится доказать их несостоятельность из-за ограниченности в иджтихаде для новых географических, политических и социальных условий, имея в виду Европу [Ramadan 2009, p. 6, 124]. В этом-то и кроется суть конфликта. Именно это обстоятельство и вызывает крайне негативное отношение к его идеологии, которая сегодня выглядит как новый мазхаб (назовем его условно «европейским»), хотя сам Рамадан назвал его «фикхом для Запада» [Ramadan 2004, c. 99]. Во всех своих книгах мыслитель последовательно, шаг за шагом, выстраивает новый подход к толкованию системы исламских норм; он также предлагает свои методы принятия решений на основе свободной интерпретации мусульманских источников, свои ответы на вызовы современности в рамках исламской теологии и т. п. Например, он предложил принципиально новый концепт «дар аш-шахада» для обозначения западного мира по отношению к мусульманам, проживающим там [Ramadan 2004, c. 76–77; Садыхова 2009, с. 128–129].

Подчеркнем, что в одном из произведений автор не ограничился только Европой, но значительно расширил область применения своей идеологии, пафосно заявив: «Сегодня мусульмане, как на Востоке, так и на Западе, срочно нуждаются в современном фикхе, который сможет выделять в сакральных текстах незыблемое и то, что можно изменить» [Ramadan 2009, p. 1]. Иными словами, реформатор призывает как можно скорее пересмотреть всю систему мусульманских норм и ценностей, чтобы оставить то, что необходимо, а от ненужного отказаться. Рамадан утверждает, что «необходим современный фикх, использующий принципы “маслахa“ и “иджтихад“», то есть предлагает руководствоваться исключительно интересами мусульманского сообщества при принятии решений, а также настаивает на самостоятельном критическом прочтении, понимании и толковании письменных мусульманских источников [Ramadan 2009, p. 3]. В этом современный реформатор тоже солидарен с аль-Афгани и Абдо.

Для разъяснения своей позиции Т. Рамадан посвятил иджтихаду целый раздел в одной из книг [Ramadan 2004, c. 43–48]. Однако основоположник нового мазхаба должен удовлетворять критериям абсолютного иджтихада [см. Ислам, c. 91–92], первым из которых является совершенное знание арабского литературного языка. Нам трудно судить, достаточно ли хорошо Т. Рамадан знает родной язык, чтобы читать и свободно толковать Коран и сунну, но то обстоятельство, что почти все свои труды он публикует на западных языках, едва ли по нраву мусульманским богословам арабского Востока.

Пытаясь обновить фикх, чтобы создать ислам нового «европейского», или «западного», толка, претендуя при этом на роль основателя-эпонима, Рамадан вносит сумятицу в ряды мусульман как Востока, так и Запада. И дело не только в запутанности его учения, но и в его безграничной амбиции. Нам представляется, что деятельность швейцарского интеллектуала в этом направлении обречена на неудачу, поскольку становление мазхаба – это долгий и естественный процесс, зависящий от авторитета муджтахида в исламском мире.

Литература:

Бартольд В.В. Панисламизм / В.В. Бартольд. Собрание соч. в 9 т. М. 1966. Т. 6. С. 400–402.

Ислам. Энциклопедический словарь. М. Главная редакция восточной литературы, 1991. 340 с.

Левин З.И. Развитие общественной мысли на Востоке: Колониальный период XIX–XX вв. М. 1993. 245 с.

Левин З.И. Хранители Слова и блюстители Духа Откровения // Левин З.И. Фундаментализм [отв. ред. Левин З.И.]. М. 2003. С. 13–49.

Пую А.С., Садыхова А.А. Роль государственного управления в становлении и развитии печати арабских стран (XV – начало ХIХ вв.) // Управленческое консультирование. 2012. № 3. С. 198 – 204.

Садыхова А.А. Евроислам: миф или реальность? // Управленческое консультирование. 2010. № 1. С. 90–98.

Садыхова А.А. Проблемы этноконфессиональных отношений в западноевропейской арабской публицистике. СПб. 2009. 203 с.

Сейранян Б.Г. Мухаммад Абдо: творец мыслящего Египта // Восток (Oriens). Афро-азиатские общества: история и современность. 2011. № 2. С. 33–44.

Степанянц М.Т. Мусульманские концепции в философии и политике XIX–XX вв. М. 1982. 249 с.

Хакимов И.М. Антиколониализм Джамаль ад-Дина аль-Афгани на страницах «аль-Урва аль-Вуска» (1884) // Арабские страны. История. Экономика. М. 1970. С. 238–248.

Denny F. M. ’Umma // The Encyclopaedia of Islam. Leiden–New York. 2000. Vol. 7. Рр. 859 – 863.

Gilliot Cl. ‘Ulamā’// The Encyclopaedia of Islam. Leiden–New York. 2000. Vol. 7. Рр. 801–805.

Goldziher I. Djamal al-Din al-Afghani // The Encyclopaedia of Islam. Leiden–New York. 1991. Vol. 2. Рp. 416–419.

Hourani A. Arabic Thought in the Liberal Age, 1798-1939. Cambridge. 1983. 406 р.

Kudsi-Zadeh Albert Afghānī and Freemasonry in Egypt // Journal of the American Oriental Society. 1972. Vol. 92. No. 1 (Jan. – Mar.). Рp. 25–35.

MacDonald Matthew A. What is a Salafi Reformist? // Political Theology Vol. 15 , Iss. 5, 2014. Рp. 385–405.

Ramadan Tariq Radical Reform. Islamic Ethics and Liberation. Oxford: Oxford University Press, 2009. 384 p.

Ramadan Tariq Western Muslims and the Future of Islam. Oxford. 2004. 274 p.

Ramadan Tariq What I believe. Oxford. 2010. 148 p.

Ramadan Tariq. Аn interview on Russia Today. – Mode of access: youtube.com/watch?v=2FNnWW2roW4 (на арабском языке) (date of access 13.12.2016)

Sadykhova Arzu Beginning and Development of Printing in Arabic (XVI–XIX). W kręgu zagadnień świata arabskiego. Poznań. 2015. Рр. 435–442.

Schacht J. An Introduction to Islamic Law. Oxford. 1982. 304 р.

Schacht J., Macdonald D. Idjtihād // The Encyclopaedia of Islam. Leiden–New York/ 1986. Vol. 3. Рp. 1026–1027.

Schacht J. Muhammad ‘Abduh // The Encyclopaedia of Islam. Leiden–New York. 1993. Vol. 7. Рp. 418–420.

Steinbach Udo Euro-Islam: Ein Wort, zwei Konzepte, viele Probleme. Mode of access: de.qantara.de/inhalt/udo-steinbach-euro-islam-ein-wort-zwei-konzepte-viele-probleme (date of access 13.12.2016)

Аль-Афгани Дж., Абдо М. Аль-Урва аль-Вуска. Аль-Кахира: аль-Хиндави, 2015. 491 с. (на арабском языке).

Дайф, Шауки Аль-Адаб аль-араби аль-муасыр фи-Мыср. Аль-Кахира: Дар аль-Маариф, б. г. 315 с. (на арабском языке).

Аль-Джунди А. Ас-Сихафа-с-сийасиййа фи Мыср мунзу нашаатиха ила ль-харб аль-аламиййа с-саниййа. Аль-Кахира, б. г. (на арабском языке). 645 с.

Аль-Кур’ан аль-Карим Аль-Мадина, б. г. 621 с. (на арабском языке)

Мурувва Адиб Ас-Сихафа аль-арабиййа. Нашатуха ва-татаввуруха. Бейрут: Дар мактабат аль-хаят, б. г. 500 с. (на арабском языке).

Рида Рашид Тарих аль-устаз аль-имам аш-шейх Мухаммед Абдо. аль-Кахира: Дар аль-фадыля, 2006. Т. 1–3 (на арабском языке).

Таррази Филиб Та’рих ас-сихафа ал-‘арабиййа. Бeйрут: дар ас-Садыр, 1913. Т. 1. 336 с. (на арабском языке).




[1] Для передачи арабских имен и терминов в настоящей статье использована транслитерация.

[2] Аль-Азхар – самый большой и самый авторитетный богословский университет на Ближнем Востоке; был основан в конце Х века в Каире.

[3] Биография Т. Рамадана с информацией о его образовании содержится на веб-сайте tariqramadan.com/english/biography/

[4] С биографией Б. Тиби можно познакомиться на его веб-сайте: bassamtibi.de/?page_id=17

[5] Подробная библиография об этих авторах содержится в Энциклопедии Ислама [Goldziher, р. 419; Schacht, р. 420], а также в списке литературы к данной статье.

[6] «Аль-Вакаи аль-Мысриййа» была основана в 1828 г. и является первой газетой на арабском языке не только в Египте, но и во всем арабском мире. С ее возникновением связывается появление арабской национальной прессы.

[7] В коранических цитатах первое число означает номер суры, число после двоеточия – номер стиха (аята).

[8] Здесь и далее перевод коранических фрагментов А.А. Садыховой.

[9] Улемы (от арабск. алим, мн. форма – улама) – ученые-богословы, знатоки историко-религиозного предания и мусульманских этико-правовых норм. К ним относятся также муфтии, имамы, хатыбы и судьи шариатских судов (кади). Улемы всегда были самым влиятельным сословием в мусульманском обществе ввиду отсутствия в исламе специального органа или института, подобного церкви у христиан [Gilliot, р. 801–805].

[10] Хутба – проповедь, которую имам произносит перед верующими по пятницам во время богослужения.

[11] В истории ислама ранее предпринимались попытки создать течения с рационалистическими элементами, самое ранее и известное из которых ‒ течение мутазилитов.

[12] Иджтихад – один из ключевых концептов в мусульманской теологии; обозначает умение толковать мусульманские источники и на их основе принимать самостоятельные взвешенные решения. Носитель иджтихада – муджтахид – должен отвечать целому ряду требований, главными из которых были совершенное знание арабского языка, знание наизусть Корана и мусульманского предания (сунны), а также комментариев к ним. Согласно традиции, в начале X в. ученые-богословы разных толков пришли к соглашению о том, что «двери иджтихада закрыты», посчитав, что по основным правовым вопросам все необходимые решения уже приняты, и людей, соответствующих критериям полного или абсолютного иджтихада, уже не существует. Таким образом, начиная с Х в. в мусульманской теологии развивается традиционалистское течение, безраздельно царившее до конца XIX в. [Schacht, Macdonald, р. 1026–1027].

[13] Речь идет о четырех правовых школах-мазхабах, существующих в суннитском исламе, ‒ ханафитском, маликитском, шафиитском и ханбалитском.



Читайте также на нашем портале:

«Иммиграция и «кризис беженцев» в Австрии» Вадим Трухачёв

«Исламизация Великобритании: социально-политические последствия» Елена Пинюгина

«Проблема иммиграции и концепция «ведущей культуры» в немецкой политике» Елена Пинюгина

«Фундаментализм в поле пересечения западных и исламских ценностей» Валерий Ачкасов

«Великобритания: демография против мигрантов и мультикультурализма» Камалудин Гаджиев

«Европа: исламский радикализм vs. модернизация религии» Григорий Карпов

«Религиозные основы национальной идентичности и иммиграция: австрийский казус» Анна Цуркан

«Бельгийский парадокс: «национализация» ислама и участие мусульман в политическом процессе не препятствуют радикализации общества» Елена Пинюгина

«Мусульмане в Швеции: обострение интеграционного кризиса » Елена Пинюгина

«Великобритания в ловушке мультикультурализма» Анна Веретевская

«Мусульманская диаспора на Западе: дифференциация, конвергенция, гибридизация?» Тамара Кондратьева

«Будущее политического ислама» Виталий Наумкин

«Арабо-мусульманская диаспора во Франции: исламская идентификация и светская демократия» Юрий Кимелев


Опубликовано на портале 13/12/2016



Мнения авторов статей могут не совпадать с мнением редакции

[ Главная ] [ Карта портала ] [ Поиск ] [ Наши авторы ] [ Новости Центра ] [ Журнал ]
Все права защищены © "Перспективы", "Фонд исторической перспективы", авторы материалов, 2011, если не обозначено иное.
При частичной или полной перепечатке материалов ссылка на портал "Перспективы" обязательна.
Зарегистрировано в Роскомнадзоре.
Свидетельство о регистрации средства массовой информации: Эл № №ФС77-61061 от 5 марта 2015 г.

Яндекс.Метрика